И выжидательно на меня посмотрел. Я понял, что будет легче рассказать все прямо сейчас, пока в крови еще бушует адреналин. Полчаса мы прогуливались вокруг неспящей деревеньки, устраняющей следы страшных событий, и я рассказывал ему обо всем. В какой-то момент вдруг обнаружил, что обнимаю ствол какого-то дерева и трясусь, как припадочный, а Эрик Ильич молча держит меня за плечи. Когда я чуточку успокоился, он сказал:
– Знаешь что, Алеша, а давай-ка ложись спать. Я по счастливой случайности захватил с собой пару порций сонника.
– Что? – Я ушам своим не поверил. – Спать? Теперь?
– А отчего же нет? Сейчас ночь, как на земле, так и здесь. Враги побеждены, друзья в безопасности.
– Но как же Иван? А Дима? А мой отец?
– Кстати, насчет твоего отца. Он уже дома, за него можешь не переживать.
– Почему дома?!
– Потому что я его отпустил. У нас нашелся свидетель, биорд-письмоносец. Он видел, как девушка подошла к штабу Жреца, и они вроде как заспорили с другой, наверное, верная секретарша хотела обеспечить своему шефу отдых, вот и загораживала проход. Биорд пронесся дальше и не видел трагической развязки. Но догадаться несложно.
– Да, Печерский всегда бесился, когда нарушали его планы, – пробормотал я. – Значит, папа это видел и потому решил покрывать Киру.
– Точно. Он и сейчас стоит на своем, даже отказывался выходить из заключения. Едва ли его ночь спокойна, но все ж лучше, чем…
Я буквально заледенел, представив, как скажу родителям о смерти Киры. Для этого мне понадобятся силы, много сил…
– Давайте свой сонник, – решился я.
– Отлично, – обрадовался Эрик Ильич. – Есть у меня к тебе еще один разговор, но это не горит и вполне может подождать до утра. Пойдем.
Он лично устроил меня в гамаке у дома Шакракумора (хозяин пока отсутствовал), мадам Софи принесла мне сонный напиток в чашке. Но я отключился даже раньше, чем его баюкающее тепло растеклось по телу.
Глава двадцать пятая. Когда зацветет флагуратус
Проснулся поздно, когда небо уже вовсю сияло. Где-то за домом малыш Энерир болтал со своим питомцем. Я умылся у колодца и вошел в дом. Гостиная пустовала, печку с утра еще никто не раскочегарил. Но на столе стояла миска с лепешками, за которую я ухватился с такой жадностью, что перевернул чашку с остывшим чаем.
Тут же из маленькой спальни выглянула Иола и сделала страшные глаза:
– Тише ты, Ваню разбудишь!
– Он здесь?! – воскликнул я шепотом.
– Ага.
– А Тася? Тоже с вами?
Иола замешкалась с ответом, потом сказала:
– Нет. Она была здесь ночью, а когда Ивану стало заметно лучше, попросила Шакракумора отвести ее в местный лазарет… Ну, где Дима.
– Ясно. – Странно, я ничего особенного не ощутил, вроде так и нужно было.
Иола оглянулась, аккуратно прикрыла дверь, села за стол и начала крошить пальцами лепешку.
– Алеша, мне так жаль, что Киры больше нет. Она была замечательная, я всегда восторгалась ею, с самого детства. Мечтала быть такой же хорошей старшей сестрой, как она. Жаль, что с годами вы меньше стали общаться.
– Да, – сказал я коротко, чтобы опять не впасть в истерику. – Прости, что не предупредил тебя насчет нее, то есть насчет Печерского, не сообразил, насколько это может быть важно. Ничего бы не случилось.
– Он бы еще что-нибудь придумал. А так хоть…
Она не договорила.
Мы еще немного помолчали, и я спросил:
– А ты… ну, ты уже сделала свой выбор?
– Ты о чем это? – вскинула на меня настороженный взгляд Иоланта.
– Ну, насчет Ваньки? Ты его выбрала, да?
Иола покраснела, в глазах заметались молнии:
– Глупости не говори. Иван мой друг, но не больше. И он в курсе этого!
– А Платон?
– Тоже!
Вскочила на ноги и куда-то унеслась. Я, совершенно дезориентированный, пошел следом и нашел девочку сидящей на любимой клумбе хозяина дома. Устроился рядом, по лицу понял, что она вот-вот расплачется, и вконец перепугался:
– Иол, ну ты чего, я же просто спросил, зачем так реагировать?
– Потому что… потому что я однажды уже сказала, как к тебе отношусь, но ты или забыл, или тебе наплевать!
– Я не забыл, – изо всех сил защищался я. – Просто… ну, может, ты хотела поддержать меня или еще что… Я тоже много чего говорю просто так.
Сказал – и осознал с ужасом, какую глупость сморозил.
Иола медленно поднялась, посмотрела на меня сверху вниз, будто на какого таракана.
– А я, представь себе, если говорю что-то вслух, то это – неизменно! Но тебе этого не понять конечно же! И если Тася теперь чужая пара, то это не значит, что нужно лезть ко мне со своими глупостями!
– Зачем вечно приплетать Тасю?!
– Да ты сам уже приплел и Ваню, и Платона!
И вдруг я сделал то, чего вообще от себя не ожидал: вскочил и обнял Иолу. И ощутил, что она вся дрожит от макушки до пят.
– Прости меня. Парни все идиоты в моем возрасте, а я идиот в кубе, в чужом теле и с поврежденным разумом.