Девочка, Которая Выжила

– Говорят, она как-то по-другому видела мир, Нара? Я хочу снять фильм про человека, который по-другому видит мир. Про художника…

– …которого мир отвергает, – до Елисея донеслась хорошо знакомая, чуть подкрашенная ядом интонация дочери, – за то, что он видит мир в огурцах.

– В каких огурцах? – переспросил мальчик- девочка фон Если.

– Вот что я возьму! – воскликнул Елисей. – Не «Наполеон», а пирожки с солеными огурцами. Пять штук.

– Она видела мир в огурцах, – продолжала Аглая за соседним столиком. – И рисовала все в огурцах. Знаешь, орнамент такой, огурцы. Как на узбекских тюбетейках. На рубашках, на галстуках тоже часто бывает – огурцы. Ты видел ее рисунки? Они все в огурцах.

– Нет, – помотал головой девочка фон Если.

– Ты хочешь снимать про Нару фильм и не видел ни одного ее рисунка?

– Видел. Нет – в смысле, нет, не в огурцах.

– Где видел?

– На выставке. Они не в огурцах, они из таких – как сказать? – из палочек.

– Ты видел ее рисунки на выставках? – Аглая выдержала паузу, пока фон Если утвердительно кивал. – Она никогда не давала рисунки. На выставках были только ее инсталляции и перформансы.

– Что? – Федор, похоже, растерялся и схватил со стола меню, чтобы спрятать в него глаза.

– Инсталляция, – голос дочери, долетавший до Елисея, был уже один чистый яд, – это когда срешь людям под дверью, потом звонишь в звонок и убегаешь. А перформанс – это когда сначала звонишь в звонок, а потом садишься срать людям под дверью, чтобы они видели. Где ты взял Нарины рисунки, если она никому их не показывала, кроме меня?

– Мне показывала.

– Лжешь! – Интонация была уже яд, которым отравлено лезвие ятагана.

– Она на нескольких рисунках даже зашифровала мое имя этими палочками, но я не смог прочесть.

– Кто? Ты? – Аглая встала, отодвигаемое ею кресло скрежетнуло по полу. – Кто ты, что она показывала тебе тайные рисунки?

Федор фон Если тоже попытался встать, но другое кресло скрежетнуло за его спиной, и тяжелая рука легла ему на плечо.

– Сидеть, сынок, сидеть! – Под рукой Максима Печекладова Федор фон Если выглядел совсем уж воробышком. – Это хороший вопрос.

– Отпустите! – взвизгнул Федор.

– Кто ты убитой? – Печекладов, не снимая руку с плеча юноши, со скрежетом пододвинул себе кресло и сел так, чтобы смотреть Федору прямо в глаза с расстояния сантиметров в двадцать. – Или ты ей убийца?

– Вы не имеете права!

– Имею!

– Имеет, – кивнул Елисей, заметив, что Федор взглядом ищет у посетителей кафе помощи.

И тут мальчик сдался. Физически очевидно было, как погас у него внутри этот воробьиный протест.

– Мы встречались, – прошептал Федор.

– Когда встречались, где, при каких обстоятельствах? – наседал следователь.

– «Мы встречались», – вмешалась Рыжая Глаша, – это у молодых людей значит «были любовниками».

– Камон! – вскричала Белая Глаша. – Она встречалась с тобой? Это буллшит[6]! Ты себя в зеркало видел?

– Пожалуйста, ваши пирожки, – склонилась над Елисеем официантка.

– Вы тут все заодно, что ли? – прошептал Федор и перевел глаза на Аглаю. – Я думал, это ты Мертвая Девочка.

– Кто? – Аглая взревела, насколько это прилично было в кафе.

– Мертвая Девочка, нет?

Через четверть часа вся компания уже сидела за тремя сдвинутыми столиками и мирно беседовала. Елисей раздал детям свои пирожки с солеными огурцами и заказал еще десяток. Пирожки были очень вкусные. Федор фон Если рассказывал немного сбивчиво, но постепенно картина вырисовывалась.

Если верить Федору, с Линарой они познакомились в самом начале летних каникул, на вечеринке, посвященной окончанию учебного года. Стали встречаться. Аглая с Фомой как раз уехали в Петербург к Фоме на дачу. Потом Линара и Федор поехали вместе к родителям Федора в Смоленск, потом к родителям Линары в Уфу. И все это время, помимо родительских обедов «ешьте-ешьте, дети, господи, какие вы тощие!», занимались новым Линариным проектом – художественным расследованием деятельности социальных сетей для подростков-самоубийц.

– Она мне ничего не говорила, – пробормотала Аглая, и Елисей услышал в ее интонации плохо скрываемую ревность.

– Съешь пирожок, малыш.

– Не называйте меня малышом, пожалуйста, – вежливо попросил Федор.

– Это папа меня называет малышом, – пояснила Аглая и откусила половину пирожка.

Смысл проекта был в том, чтобы расставить участников социальных сетей для самоубийц по схемам, предлагаемым в книге Роберта Макки «Драма», описать каждого как персонажа и вычислить убийцу.

– Убийцу самоубийц? – переспросила Рыжая Глаша.

– Убийцу, того, кто заманивает, – отвечал Федор. – Того, что накручивает и подталкивает к суициду.

– Зачем это вообще всё? – вздохнул Елисей, слышавший про социальные сети подростков-самоубийц чуть ли не впервые.