Девочка, которой всегда везло

Он провел ладонью по лбу, окинул отсутствующим взглядом мою куртку и извинился за то, что мне пришлось так долго ждать. По дорожке, посыпанной гравием, мы идем к автомобилю. Мимо нас на длинных ногах пролетает молодой человек в темной кожаной куртке и солнцезащитных очках со стеклами, окрашенными в металлически-зеленый цвет; он махнул нам рукой и устремился к прислоненному к стене горному велосипеду. Усевшись в седло, он берет с места в карьер. Пока, Пауль, кричит вдогонку Кай. В противоположность Паулю, мы тащимся к машине, как черепахи. По дороге я верчу в руках визитную карточку с логотипом рекламного агентства, врученную мне Кэрол на прощание, и раздумываю, где и как Кай познакомился с моей сестрой. Может быть, на вернисаже. Кай открывает дверцу автомобиля. Где вы, собственно говоря, познакомились, спрашиваю я, усаживаясь в нутро весьма ухоженного, хотя и невероятно старого автомобиля. На заднем сиденье лежат пленки и большой пакет одноразовых носовых платков. Я жду ответа, пока Кай, по какой-то ему одному ведомой системе, складывает в багажник свое фотографическое оборудование и, вероятно, медлит ненамеренно. Вопрос не кажется мне болезненным, это вполне приличный вопрос, обычно пары отвечают на него очень охотно, основополагающий миф очень важен. Кажется, на какой-то вечеринке, равнодушно отвечает Кай и заводит мотор. Значит, на вечеринке, повторяю я, но он оставляет мою реплику без подтверждения. Вечеринка — под этим словом он вполне мог иметь в виду вернисаж. Наверняка он высоко ценил работы Инес, эти лучисто-светлые, пастельные картины, изображавшие счастливых людей — на прогулке, за чтением на пляже, картины, на которых душевно здоровые взрослые люди совершали бессмысленные прыжки и целовались друг с другом — они были мгновенно узнаваемы, эти картины, подписанные Инес Ина И.И. — псевдонимом, так как фамилия наша самая что ни на есть обыкновенная. Это искажение реальной жизни критики обсасывали с упоением и страстью; Инес показывала, утверждали они, страдание ех negativo, выставляя на всеобщее обозрение поверхностную бравурность. В Риме я беседовала с одним критиком, который по заданию своей газеты обозревал арену молодых дарований в Англии, Франции, Германии и еще в нескольких странах, название коих я запамятовала, — так вот, этот критик находил Инес неподражаемой и сумасбродной. Я часто думаю об одной газетной фотографии, изображающей Инес на ее первой персональной выставке; на сестре бархатная, похожая на тюрбан шляпа, двухрядное жемчужное ожерелье, одежда в обдуманном беспорядке, волосы слегка растрепаны, она похожа на тощую дорогую, кем-то наспех наряженную куклу. Я тогда вырезала фото, вероятно, оно лежит в другой жестянке, и я — несмотря ни на что — очень гордилась сестрой. Меня тошнило не от ее пастельных картин, а от изображения нашего умирающего отца — гиперреалистично устрашающего, бесстыдного, — без оглядки на то, что сам он в жизни был очень стыдливым человеком. Но ни слова больше. Я напористо спрашиваю Кая, что он хотел со мной обсудить. Мой голос разрушает атмосферу семейной автомобильной прогулки, возникшую оттого, что мы вместе едем в автомобиле под холодным дождем. Дело в том, говорит Кай, не отрывая взгляд от дороги, дело в том, что Инес хочет какое-то время пожить у тебя. Исключено, небрежно отвечаю я.