— Нет, слав. Нет. Не начинай, я тебя очень прошу! — Вот и в этот раз, расцепив объятия, поднялся с дивана, раздражённо зашагал по комнате. — У тебя уже есть шрам. Мало?
— Я его ненавижу! А если ты его переделаешь… полюблю. — Вообще, о своей одержимой любви я никогда не говорила Игнату прямо. Стеснялась. Но намёки сами собою проскальзывали куда можно и куда нельзя, и так приятно щекотали где-то в животе… — Ну почему нет? Тебе что, жалко?
Он присел предо мною на корточки, взял руки в свои. Долго играл желваками, подбирая слова. Но так и не подобрал ничего нового.
— Я не хочу делать тебе больно.
— Ты всегда говоришь одно и то же!
— Да потому что это правда, Слав! Я. Не хочу. Делать. Тебе. Больно! Что не понятного?!
И каждый раз, когда он говорил мне это, его словно накрывало. Взгляд становился штормовым тёмным, резко прорезался залом между бровей. Как будто я с ним спорила, уличая во лжи, и он с пеной у рта доказывал, что всё не так. Что он и правда не хочет делать мне больно.
— А может, я хочу? — неожиданно вырвалось у меня. — Может, мне это нужно, чтобы… чтобы… — «Чтобы запомнить тебя навсегда» — жгло язык, но я не решилась. — А кроме того, существует местная анестезия.
Он со вздохом уронил голову мне на колени.
— Ты сумасшедшая, Слав.
— А ты нет, крокодил?
Он фыркнул и на этом тему в очередной раз закрыли.
Потом он уехал, а я слушала его смех на повторе в диктофоне, и думала о том, что он прав — я действительно сумасшедшая. Но это сумасшествие — самое прекрасное, что со мной вообще когда-либо случалось. Даже несмотря на горечь.
Глава 21
К счастью, в этот раз номер экстренной связи мне так и не понадобился. Больше того — не прошло и недели, как мне позвонил сам Игнат и велел прилететь к нему в тот самый город на Волге, где я почти месяц жила на дачах и где так глупо запалилась с попыткой сдать серьги официалам.
Я жутко волновалась. У меня в голове не укладывалось — так долго и тщательно прятаться, чтобы теперь вдруг вот так просто заявиться в аэропорт. Да ещё и с фальшивым паспортом! Но спорить не стала. Просто выслушала инструкции и на перекладных добравшись до большого города, полетела.
Всё прошло до банального гладко: регистрация по брони, посадка, первый в жизни полёт, да ещё и возле окна!
Встретив в аэропорту, Игнат приобнял меня мимоходом и легонько подтолкнул к выходу на улицу. Там усадил на заднее сиденье в такси, сам устроился спереди. По дороге болтал с водителем о раздолбанных дорогах и о том, что зима в этом году, по всей вероятности, будет ранней. А я просто сидела, слушала и окончательно терялась в происходящем. Такой прохладной встречи я точно не ожидала. И лишь войдя в подъезд, Игнат словно наконец-то вспомнил обо мне.
— Как долетела?
Я пожала плечами, и пока лифт поднимался на седьмой этаж, мы молчали. Но в квартире, едва за нами закрылась дверь, на талию мне, обнимая со спины, опустились руки.
— В аэропорту не стал палиться, но я безумно по тебе соскучился…
Секс был торопливый, жадный. После я прибалдело рисовала пальцем узоры на взмокшей, часто вздымающейся груди Игната, а он по-деловому с места в карьер описывал ситуацию:
— По номеру, который тебе названивал обнаружился совершенно посторонний персонаж. Ранее не пересекались, общих тем не имеем. Но при этом он бывший мент, следак.
— И что это значит?
— А вот это и надо выяснить.
— Как?
— Примитивно. Будем брать на живца.
Я окаменела. Игнат почувствовал.
— На этот раз без экстрима. Доверься.
— Ты это уже обещал, — выбравшись из объятий, прикрыла я наготу кофточкой. — Но бабе Нюре от этого не легче.
— Слав…
Я не стала слушать, ушла в душ. Пока купалась, всё пыталась унять то ли злость, то ли отчаяние. И, немного, обиду. Скучал он, как же. Вызвал на дело — словно мормышку в рыболовном отделе купил. Живца. Но с другой стороны… значит, так надо? Он же всё это для меня делает, разве нет?
Когда вернулась в комнату, Игнат говорил по телефону. Заметив меня понизил голос и, выйдя на балкон, плотно прикрыл за собой дверь. И это долило в мой огонь маслица. Смотрела на силуэт за стеклом и прозревала в том, что там, у чёрта на куличках, где мы с Игнатом зависаем в уединённой ленивой неге — только морок, иллюзия жизни. А настоящая реальность здесь, в людском муравейнике, где у Гордеева тайна на тайне, тайной погоняет, а сам он просто не умеет жить иначе. Его слова, кстати. То есть, он этого даже не скрывает.
— А не проще ли было уничтожить симку, и пусть этот неизвестный звонит сколько влезет? — встретила я его вопросом. Трудно сказать отчего вдруг, но эта история нравилась мне всё меньше.
— Проще. Но это всё равно, что голову в песок закопать: задница один хрен снаружи, а ты даже нет видишь, кто к ней пристраивается. Такой себе экстрим. На любителя. — Сказал и сам же подвис вдруг, окидывая меня тяжёлым взглядом.
— Что? — напряглась я.
— Ничего…
Ну уж да! С таким же успехом можно было и вообще ничего не отвечать, просто продолжать поглядывать искоса и играть желваками.