Девочка, которую нельзя. Книга 3

Положа руку на сердце – я ведь всегда знала, что Игнат не тот человек, что простит смерть своего ребёнка и женщины. Тем более такую смерть. Я ведь видела его клеймо, видела глубокую и острую тоску во взгляде. А узнав, наконец, правду, сразу догадалась зачем нужна ему сама. И, как теперь выяснилось, оказалась права. С толку меня сбило лишь то, что отец уже мёртв, да уверения Игната в том, что всё не так, как кажется, и месть ему уже не интересна.

Но и здесь – зачем обманываться? Разве я не слышала слухи о том, что отец вовсе не мёртв? Разве Мороз не говорил, что Гордеев играет какую-то свою игру, и вместо того, чтобы, согласно первому плану, внедриться в банду Жагровских, отдав им меня, неожиданно затеял свою собственную схему поперёк интересов Конторы? Так в какой момент он переметнулся? Не в тот ли, когда впервые узнал, что мой отец, возможно, ещё жив?

Да, я всё это слышала. Всё знала и могла сопоставить… Но не стала. Сама. Просто не захотела, предпочтя сладкую ложь Гордеевской любви горькой правде его циничной расчётливости. А ведь Мороз предупреждал, но я была слепа и глуха от любви. Любви, которую взрастил во мне сам Игнат. Взглядами, прикосновениями, щекотливыми ситуациями и умело возбуждённой ревностью. Своим показушным безразличием и неожиданными вспышками чего-то так похожего на неудержимую страсть…

Мороз предупреждал, да, а я была глупа. А Игнат просто предатель.

Впрочем, для него самого это было не предательством, а скорее торжеством справедливости: «Месть любой ценой» И, кстати, он сам неоднократно называл себя мудаком, способным причинять лишь боль – так какие теперь к нему претензии? Он чудовище с каменным сердцем. А я – дура.

И едва я осознала это, как всё наконец-то встало на свои места: его недомолвки и оговорки, мои смутные ощущения и догадки, странные стечения обстоятельств и одержимость, с которой он «спасал» меня от неведомой опасности.

И мне стало настолько безразлично вообще всё, что дальше я просто отвечала на вопросы. Отвечала, и понимала, что по большому-то счёту ничего о нём и не знаю, кроме того, как ловко он меня подставил.

…Мои шрамы? Имеют ли они какой-то дополнительный смысл и функцию?.. Я смеялась, услышав это, пока не разревелась. Мои шрамы – это мой бзик. Мой и ничей больше. Сама придумала, сама напросилась. А Гордеев до последнего не хотел их делать, и согласился лишь когда я стала подозревать, что он использует меня в личных целях. Просто в нужный момент он отвлёк меня от правды, вот и всё. Гениально.

…Тёрки с конторой? О да, тёрки были, и не абы какие, а в клочья! Взять хотя бы то, как мы под пулями удирали по вентиляции! Или летели с моста в реку!

…Друзья-партнёры? Связные-помощники? Да никого у него не осталось. Вообще никого. Даже самые близкие пошли против, когда он пошёл против Конторы. Никому не захотелось рисковать головой. Ни у кого не оказалось такой мощной мотивации, как месть любой ценой…

Ещё через пару дней, что, впрочем, относительно, потому что без окон о смене суток я могла догадываться лишь по принесённой мне еде и визитам допрашивающих, ко мне пришли совсем другие люди. Оба в возрасте, один невысокий и сухощавый, с внимательными глазами, а второй полный, с невнятным лицом. Под требовательным взглядом худощавого из комнаты моментально испарились вообще все лишние – те, кто возились со мной до этого. А сам он, не тратя времени даром, тут же склонился ко мне:

– У кого камни?

Я вскинула голову. Странно, о камнях меня ещё не спрашивали, а когда о них пару раз обмолвилась я сама – проигнорировали, так, словно просто не знали о чём речь. И они скорее всего действительно не знали. Теперь же в дело вступали другие люди. Осведомлённые.

И я окончательно прозрела. Как говорится, у нас товар – у вас покупатель… У Гордеева девочка, которая может вывести клиента на камни, у клиента то, что Гордеев больше жизни хотел бы получить взамен – мой папаша, у которого, благодаря моей маме, этих камней давно уже нет.

– Я не знаю! Я клянусь вам, никогда никаких камней не видала и понятия не имею, где они могут быть!

– Ну уж? – вздёрнул бровь второй дознаватель. – А это что? – протянув руку, поддел пальцем мочку моего уха, в которой всё ещё сверкал милый… ненавистный цветочек.

– Это Игнат подарил…

– Игнат? Занятно. А один человек утверждает, что, с твоих же слов, эти серьги подарила тебе мама. Что на это скажешь?

– Я пошутила. Их подарил Игнат! Ну правда!

– Не стыкуется, – покачал головой сухощавый. – Если бы камни были у него, ему бы ни к чёрту было возиться с тобой. А возни было немало, уж поверь. Нет, не стыкуется. – И вдруг удар кулаком по столу и злой окрик прямо в лицо: – Говори, где камни!

– А ну ка, погоди… – Требовательно удержав мою голову, второй мужик снял серьгу. Рассмотрел на свет. – Я, конечно, не ювелир, но, по-моему, и это не бриллиант. Сам, посмотри.

Протянул серьгу напарнику. Тот взял, так же повертел на просвет, и, флегматично пожав плечами, положил цветочек на стол.