Девочка, которую нельзя

В дверь постучали. На пороге стоял герой разговора собственной персоной.

— Ну скажи, он всё-таки гей? — нудела Машка.

Я машинально окинула босса взглядом и посторонилась, впуская в номер.

— Не знаю, Маш, не проверяла.

— Ну понятно. Значит, всё-таки голубой. Жаль. Слушай, а устрой мне с ним встречу? Например, в клубе в каком-нибудь. Он же ходит по клубам? За мной не заржавеет, ты же знаешь.

— Но он же гей?

Коломоец с интересом глянул на меня.

— И что? Так даже интереснее. Ну устрой!

— Не могу.

— Ты денег просила, помнишь? У меня появились.

Я замерла. А вот это уже интереснее. В принципе, от меня требуется лишь сказать Коломойцу, что хочу в клуб. Можно даже сказать в какой конкретно, в зависимости от того, какой удобнее Машке. А там: «Ой, смотри, моя подружка! Маша — это Серёжа, Серёжа — это Маша…» — а дальше уж пусть сама берёт его в оборот, как хочет. Не думаю, что от босса убудет пообщаться с очередной мажоркой. Зато Верка выйдет в ближайшие дни. Идеально!

— Хорошо, я подумаю, что можно сделать.

— Обожаю тебя, Славик! Жду звоночка!

— Какие-то проблемы? — кивнул Коломоец, когда я сбросила вызов.

— Нет, просто одна знакомая. Увидела видосик с Махеевым, захотела подробностей. Мне сейчас вообще все кому не лень названивают.

— А что, Махеев реально гей?

— Почему?

— Ну ты сказала…

— А, — рассмеялась я. — Нет, это уже о другой звезде речь. А подслушивать, кстати, нехорошо.

— Нехорошо болтать о том, что подслушал, а вот уметь слышать на триста шестьдесят градусов — это можно и даже нужно.

— Ну да, — скептически хмыкнула я, — а ещё можно и даже нужно уметь бухать.

— Чего?

— Да так, ничего. Изречение одного очень умного человека. Просто к слову пришлось.

— И очень своевременно пришлось, — улыбнулся Сергей. — Потому что сейчас мы с тобой как раз этим и займёмся.

Я уже набрала в грудь воздуха, чтобы возмущённо заупрямиться — воображение почему-то сразу нарисовало картину, как мы с Коломойцем перебрасываемся вопросами-ответами, и запиваем всё это какой-нибудь очередной непонятной настойкой, но всё оказалось и проще и серьёзнее одновременно: работа, ничего личного.

— Садальский приглашает на рюмочку чая. Отказывать нельзя, по нашей милости у него был запорот важный вечер, не говоря уж о напрягах с ментами. Так что нужно сходить, уважить старичка. И кое-кому нужно будет извиниться за причинённые неудобства. — Патетично развёл руками, когда я вымученно скривилась. — Ну извини. Положение обязывает.

Спасибо хоть без вечернего платья обошлось! Даже наоборот, мы с Сергеем были одеты почти по-спортивному, что оказалось очень к месту — сам Садальский сегодня тоже был очень «домашним»: в измятых льняных брюках, байковой толстовочке и пёстрых теннисках на босу ногу. Он собственноручно вертел перепёлочек на шампурах и был похож на рядового зажиточного дачника.

Сидели мы, кстати, тоже не в том навороченном особняке с ковровыми дорожками, а на заднем дворе обычного коттеджа на окраине клондайковского жилищного комплекса. Терраска спускалась прямо к искусственному пруду с кувшинками, сортовым камышом и огромными зеркальными карпами, собирающими с поверхности воды пушинки и насекомых. Всё было так просто и душевно, что невольно расслабляло. Мне даже не составило труда принести свои извинения за устроенный дебош, а Антон Ефимович принял их со снисходительной улыбочкой и выразил удовлетворение тем, что с прекрасными коленями прекрасной помощницы многоуважаемого Сергея Дмитриевича всё в порядке.

Многоуважаемый Сергей Дмитриевич. Хмм…

Мужчины пили коньяк, я смаковала мадеру. Часа через полтора, заметно захмелев, Садальский позволил себе единственную вольность в мой адрес — окинув долгим взглядом покачал головой:

— А всё-таки она у тебя штучка! Ох и штучка!

Коломоец, довольно усмехнувшись, накрыл мою коленку ладонью. Но тут же убрал.

Этот простой жест вызвал во мне целую бурю противоречивых эмоций — от неожиданного удовольствия до растерянности и смущения. Жест, который мог не значить ничего, а мог и говорить о многом.

— Ну что, Сергей Дмитриевич, — тут же сменил тон Садальский, — кофе и поговорим? Или поговорим, а потом кофе?

— Можно поговорить за кофе, — отозвался мой босс, и они ушли в дом.

В их отсутствие мне на террасу тоже принесли кофе и шоколад, а также мягкий плюшевый плед. И это было такое уютное, неторопливое ожидание под звёздами и пением лягушек, что невольно хотелось продлить его подольше. Но время пролетело, и мы с Коломойцем распрощались с хозяином.

В гостиницу пошли пешком — минут двадцать по ровной как стол, совершенно пустой дороге.

— Поразительная перемена, — прервала я странно-неловкую тишину между нами. — Я про Садальского. Увидела бы его случайно — в жизни бы не подумала, что он хозяин подпольного казино.

— По-настоящему большие люди как правило не выпячиваются. Им и не за чем, потому что всё уже доказали — и себе, и другим, и опасно, потому что лишнее внимание — это лишние проблемы. Но чем проще большой человек, тем осторожнее себя с ним нужно вести.

— Мне начинать бояться?

— Поздно начинать. Теперь просто бойся.

— Пфф… Спасибо, утешил!