Не справившись с собой, я все-таки целую ее в эти самые губы. И руки, увы, распускаю тоже. Сжимаю в порыве страсти ее хрупкую, тоненькую фигурку. Дурея все больше. От того, что позволяет мне стать ближе.
Робко, но все же отвечает. Подается навстречу.
Доверяет? Я себе — точно нет.
Мягкие уста раскрываются, и наши поцелуи становятся уже не такими невинными. Они все откровеннее. Глубже. Дольше. Горячее.
Оба дышим шумно и тяжело, но оторваться друг от друга невозможно. В груди разливается незнакомый трепет. Чувства: яркие, острые, первые — переполняют меня и душат одновременно. И мне, если честно, все труднее контролировать то, что происходит. Так нравится целовать ее… Знать, что никто и никогда не делал с ней этого. Знать, что никто кроме меня не прикасался к ней. Никто и никогда.
Несмело проводит языком по моим губам, и я от удовольствия едва не отключаюсь. Обалдеть…
Она только моя.
Настоящее сокровище. Жаль, что сразу не разглядел, доверившись грязным сплетням. Нет чище существа, чем она. Нет прекраснее…
В какой-то момент моя мокрая насквозь футболка летит куда-то в сторону. Лисица сперва очень стесняется. Краснеет, стыдливо отводит глаза. Очевидно, мой голый торс вызывает у нее очередной приступ смущения, но под моим натиском, она все же сдается. Ее пальчики осторожно ложатся на мои плечи. И кажется, что даже кожа под ними горит. Настолько остро я чувствую, что мне нужно это… Она нужна. Как воздух, которого совсем не осталось в ноющих легких.
Целуемся, теряя счет времени. Теряясь друг в друге. Жаждущие губы. Сбившееся дыхание. Страстный шепот и обжигающие прикосновения.
Холодная Алена Лисицына. Тает в моих руках. Я же чувствую. Вот она какая на самом деле… Нежная. Ласковая. Отзывчивая. Хрупкий цветочек, который по какой-то причине достался мне. Испорченному во всех отношениях.
Она выставляет между нами ладошку. Наверное, знак, чтобы притормозил, остановился. Потому что понесло безбожно. Балансируем на грани. Поцелуев становится мало. И мы все теснее прижимаемся друг к другу, ощущая, что одной ногой стоим на пока еще запретной территории.
— Ром, — в ее голосе отчетливо слышится явственная паника. Оно и понятно.
Че ты как дикий в самом деле! Набросился на нее как голодный зверь.
— Ром, я… ты…
А ладонь так неудачно спускается на мой живот. Мышцы пресса напрягаются под ее пальцами, и она вздрагивает вместе со мной.
Одуреть можно…
— Ммм, — мычит, отклоняясь. — Ром…
— Лиса, — перебиваю, отрываясь от сладких губ.
Пытаюсь дышать. Сердце гулко барабанит о ребра. По венам жгучее желание разливается. Накрыло — не выплыть.
— С ума схожу, прости, — признаюсь, целуя худенькое плечо, пока ее пальчики путаются в моих волосах. — Не соображаю совсем, но клянусь, никогда не обижу тебя. Ты же понимаешь. Понимаешь, да?
Силой воли заставляю себя отодвинуться от нее.
— Скажи, что веришь. Мне это важно, — серьезно смотрю на нее.
— Верю…
Стискиваю ее в объятиях и выдыхаю с облегчением.
— Извини, если напугал своим напором. Просто ты…
Я закрываю рот, чтобы не наговорить лишнего. Молчи, Рома. Просто молчи.
— Я… что? — обнимая меня за шею, невинно интересуется она.
Как бы слова подобрать, чтобы помягче и без пошлостей…
— Слишком волнуешь меня, — единственное, что могу выдать. Искренне и по-честному. — Но тебе не стоит переживать на этот счет. Ясно?
— Да, — отзывается тихо.
— Дрожишь. Замерзла. Подожди…
Вылезаю из кабинки и снимаю с вешалки безразмерный махровый халат, который мать привезла сюда однажды.
— Держи, — протягиваю его ей. Только сейчас замечаю, что Алена прикрывает ладонью то, что сотворила с ней Вероника.
Буквы, вырезанные ножом.
Снова злость вытесняет все остальные эмоции.
— Ром, не смотри туда, пожалуйста, — просит она, проследив за моим взглядом.
— Почему? Ален, — хмуро наблюдаю за тем, как она спешно кутается в халат и опускает голову.
— Потому что она хотела, чтобы ты смотрел. Каждый раз, когда прикасаешься ко мне. Чтобы не забывал, кто я…
То, что она говорит ужасает меня. Эти слова раскаленными гвоздями прибивают мои ступни к плитке. Заставляют чувствовать глубокую неприязнь и самую настоящую ненависть к человеку, которого я знаю с детства. Мне казалось, что знаю…
— Алена, посмотри на меня, — обхватываю пальцами ее подбородок и приподнимаю голову. Замечаю, что в ее глазах блестят слезы. И мне физически больно становится. Больно за нее.
— Ты ведь тоже так считал, да? — режет уже теперь меня. Без ножа.
Давай. Что ты ей ответишь? Да? Ложь. Нет? В какой-то степени тоже. Потому что раньше ты позволял себе в ее адрес весьма нелестные эпитеты и оскорбления.
— Ален, — хочу подойти ближе, но она не дает. — Я много чего тебе говорил в пылу наших ссор, но нет. Не считал.
— Можно я приведу себя в порядок? — то, каким тоном она это произносит, ясно дает понять, что у нее есть свое мнение на этот счет.
— Мы все уберем, — говорю осторожно. — Просто нужно подождать, пока заживет.
— Здесь не заживет, Ром, — резко прислоняет мою ладонь к своей груди. К тому месту, где под ребрами бьется сердечко. — Я… устала, Ром. От всего. Бесконечный ад. Иногда кажется, что не вынесу…