Девочка-лед

Как оказалось, да. Утром субботы я услышала недовольный, скрипучий голос матери. Она трепала меня за плечо и призывала проснуться.

Простонав что-то нечленораздельное, я повернула голову и сквозь дурман увидела ребят: Пашу и Данила. Аверин очень испугался моего состояния. Данька принялся отчитывать за давно севший телефон. А я просто лежала, слушала, и по щекам градом катились слезы. От осознания того, что нет, я все-таки не умру в этой комнате одна. У меня есть мои друзья…

Даня в шоке смотрел на мою мать и на обстановку, царящую в старой, обветшалой квартире, насквозь пропитанной запахом спирта. Паша виду не подавал, но я понимала, что они оба растерялись. Стоит, наверное, сказать, что ребята оказались у меня дома впервые. Приглашать их к себе никогда желания не возникало. Причину, думаю, объяснять не нужно…

Аверин позвонил бабе Маше. Мне очень не хотелось этого, но я понимала, что уже все — полный финиш. Без ее помощи было не обойтись.

Даня ушел почти сразу. Я помнила, что у него отборочные соревнования по плаванию. Поблагодарила его за заботу и осипшим до невозможного голосом пожелала удачи. Пашка же остался со мной до самого приезда бабушки.

Баба Маша очень разнервничалась. Это было конечно ожидаемо. Я очень переживала, что у нее подскочет давление или не дай бог заболит сердце. Охая и ахая, она померила мне градусником температуру и, ужаснувшись итоговому показателю в 39 и 7, вызвала скорую.

Устроила взбучку матери, но та, ощетинившись, лишь равнодушно бросила, что я сама виновата. Мол шлялась с парнем по ночной Москве в холодную погоду.

Я горько улыбнулась. Знала бы ты мама правду…

Шли часы, а скорая так и не приехала. В больницу уже поздно вечером нас повез Паровозов, с которым как выяснилось, и приехала из Бобрино баба Маша. Илья вцепился в нее как клещ, когда увидел ее у железнодорожной станции и узнал, что она едет ко мне в Москву.

Я плохо помню, что происходило в те выходные. Мы очень много времени провели в коридорах больницы. У меня точно брали анализы и делали снимок легких. Лицо женщины-рентгенолога, увидевшей мои телесные повреждения, забыть было просто невозможно. Как и тон, которым она после разговаривала с бабушкой.

Меня определили в инфекционное отделение. Врач вынес неутешительный вердикт: острая пневмония. Я не запомнила ни вид этой самой пневмонии, ни число процентов поражения легких, я просто, лежа под капельницей, отключилась в какой-то момент и все…

*********

Медсестра снова ставит мне капельницу. Сколько их было за эти дни — не сосчитать. Также как и количество ненавистных уколов. В живот, в ягодицу. Для меня, ни разу не попадавшей до этого в больницу, все кажется перебором.

Два дня меня мучают тяжелыми антибиотиками, но температура все еще держится. Медикаментозную терапию меняют. Я много сплю и почти ничего не ем. И вот, наконец, еще трое суток спустя, я потихоньку начинаю снова чувствовать себя человеком. Мне становится немного лучше, хоть я до сих пор очень слаба.

В больничной палате нас трое. Болтливая пятнадцатилетняя блондинка Марина и моя ровесница Согдиана, спокойная и молчаливая.

В палату к нам, естественно, никого не пускают. Бабушка с Ульяной уезжают в Бобрино, зная, что мне предстоит провести в больнице минимум две недели, а то и больше. Даня и Паша каждый день звонят по видеосвязи, рассказывают последние новости и шутят шутки, отчаянно меня развлекая.

Досадно, что я пропускаю учебу и свои тренировки, но деваться некуда. Когда ты не здоров, увы, выбирать не приходится.

— Лисицына, это тебе, — медсестра Олеся ставит у моей тумбочки большой красивый пакет.

Я не успеваю сообразить, что к чему, как пронырливая Маринка уже бесцеремонно засовывает туда свой не в меру любопытный нос.

— Ничоси, Ален, да тут есть чем поживиться! — без зазрения совести перебирая запас продуктов, сообщает она.

— Это от кого? — спрашиваю я хмуро у медсестры.

— Так парень твой передал.

Закатываю глаза. Паровозов. Тоже мне парень!

— Верните, пожалуйста, Олесь, — прошу я девушку.

— Эй, ты че сдурела? — разглядывая огромную банку консервированных ананасов, недовольно возмущается Марина.

— Платонова, это не твое, — выдергивает жестянку из ее рук Олеся. — Лисицына, ну ты правда, чего отказываешься?

— Не парень он мне! Ничего от него брать не хочу! — упрямо отвечаю я.

Марина фыркает.

— Такой видный молодой человек, — жмет плечом медсестра. — И заботится о том, что ты кушать будешь. Кормят-то здесь не ахти, если по чесноку.

— Верните, — решительно настаиваю на своем я. — И пусть больше ничего не передает. Не возьму, так и предупредите.

— Ну, как знаешь, — забирая тяжелую ношу, смиренно подытоживает медсестра. — Завтра утром будь готова. К Евгению Павловичу сразу после завтрака идем.

— А че эт нас тут навещают, а Лисицыну отдельно приглашают? — прищуривается Марина, надкусывая красивое, наливное яблоко. Все-таки стащила из пакета, жучка. — И препараты у нее навороченные, не рашн продакшн.