Девочка-лед

— А по поводу лица что скажете? Или сделаете вид будто не заметили? — интересуюсь открыто.

Циркуль тут же заметно напрягается. Поджимает тонкие губы и недовольно косится в мою сторону.

— Сказала, что ударилась о шкаф, — выдает гениальное в ответ.

— Это просто смешно ей богу, — фыркаю я.

— Так Роман! — противным менторским тоном. — Отправляйся на химию.

— Усопший в тысяча девятьсот седьмом Менделеев точно подождет.

— А Маргарита Семеновна вряд ли! — ворчит Циркуль в ответ.

— Что у Лисицыной за семья? — игнорирую ее угрозы.

— Личности родительской общественности, а также семьи воспитанников Гимназии не подлежат обсуждению с учащимися, Роман, — чеканит сурово.

— Ну ясно, — возвожу глаза к потолку и встаю.

А на что я, собственно, рассчитывал? Это же циркуль.

— Роман, — обращается ко мне она, когда я уже почти у двери.

Оборачиваюсь. Вскидываю бровь в вопросительном жесте.

— Оставь эту девочку в покое. Ей итак по жизни тяжко, — сообщает она нехотя.

И что бы это значило…

*********

Все-таки друзья у Лисицыной — дегенераты. Слушаю их кряканье в столовой. Перетирают в пятницу за обедом тему исчезновения Лисицыной. Я весь обращаюсь в слух, но ничего полезного эти слюнтяи не изрекают.

— Она не берет трубку…

— Да, со мной тоже на связь не выходит, — соглашается Паша.

— Может, занята? — предполагает Князев.

Имбицил тупоголовый…

— Трое суток занята что ли?

А это уже проблеск здравого смысла в голове Аверина.

— Мало ли…

— Подождем, может объявится?

Одноклеточные. С такими друзьями-тормозами и врагов не надо. Я-то думал, что у них хватило ума навестить девчонку.

Что касается меня, то я еду домой к Лисицыной только в понедельник после обеда. В субботу — гребаный пафосный прием в честь моего дня рождения (даже вспоминать не хочу этот цирк), а в воскресенье — у меня две тренировки.

Зачем еду к Лисицыной? Да кто ж знает… Просто еду и все. Потому что прошла почти неделя, а ее все нет. Стоит, пожалуй, признать, что в школе Лисицына необходима мне в качестве раздражителя как воздух. Я к этому слишком привык.

Район, в котором обитает Лиса, доверия не вызывает. Ряды домов в форме буквы «П». Серая, безликая пятиэтажка — вообще мрак. Это я и в прошлый раз подметил.

Захожу в обшарпанный подъезд, в нос сразу же ударяет запах мочи и дешевых сигарет. Стены исписаны местными недохудожниками, почти на каждой лестничной клетке пустые бутылки и бычки. Окно на втором лестничном пролете разбито.

Я, если честно, не представляю, как Лисицына ходит изо дня в день тут одна. В груди как-то странно царапнуло.

На третьем этаже я в растерянности останавливаюсь. Чешу затылок. Номера квартиры я не знаю. Решаю постучать в первую же попавшуюся дверь, не успеваю занести кулак, как та приоткрывается на цепочку, являя миру длиннючий крючковатый нос. На такой баранки можно закидывать.

— Чаво надо? — зыркает на меня одним глазом пожилая женщина.

Голимая баба-Яга из русских сказок, отвечаю. Лохматая. Высохшая. Дряхлая.

— Добрый день. (Да я сама вежливость). Мне нужна квартира Лисицыных.

Она презрительно фыркает.

— Мало ли чаво кому нужно. По нтв вчера показывали…

— Ну так номер не подскажете? — громко перебиваю нетерпеливо.

— А ты с какой целью любопытничаешь? — внимательно сканирует меня цепким взглядом. — За спрос надо платить. Времена нынче непростые, знаешь ли…

Я ухмыляюсь и достаю пятитысячную из кошелька. Бизнесвумэн блин.

— А остальное? — нагло интересуется старуха, заглядывая в портмоне.

— А не борзеть? — прищуриваюсь я.

— Ладно, входи, — снимает цепочку, открывает дверь пошире и отходит. — Агриппина Игоревна я.

Вдоль стены идет по коридору. Меня подташнивает. Квартира выглядит убогой и в ней жутко пахнет старьем и сыростью. Но я все же иду вслед за ведьмой.

— Сядь, — командует, махнув рукой в сторону табуреток. — Чай, кофэ? За отдельную плату могу налить.

— Обойдусь. Выкладывайте уже, — подхожу к окну и опираюсь спиной о подоконник. — Меня интересуют жильцы. Семья Алены.

— Тююю, — мерзко улыбается. — Далась тебе она!

— А можно без лишней воды, — недовольно пресекаю ее разглагольствования. — Давайте ближе к теме.

— Девчонка живет с матерью и сестрой, — она тянется дрожащими морщинистыми руками к посвистывающему чайнику.

— А поподробнее?

Бабка наливает кипяток в грязную чашку и долго размешивает ложкой один несчастный кубик сахара. От бесящего звяканья у меня начинает гудеть голова.

— Ну хватит уже! — цежу сквозь зубы.

— Ты чаво такой нервный? Тоже из этих?

— Из кого? — вздыхаю раздраженно.

— Наркош поехавших.

— Нет. Так что с семьей?

— Мать не работает, пьет по-черному. Да и колется тоже поди.

— Все?

— Ну и сожители у нее сменяются один за другим. Кого там только не было! Притонище, че.

Зашибись.

— С участковым нашим спит эта шлюхандра. Он потому ее и покрывает. Ночами такое гулье нам тут устраивают! — возмущается громко.

— А вам откуда про участкового известно?

— Знаю, милок, уж поверь. Их дверь, как лист туалетной бумаги.

Ясно теперь, что за дверь. Та помятая, из тонкого железа.

— А сестре сколько?

— Пять или шесть вроде, в садик ходит.

— А о старшей что можете сказать? — все же рискую спросить я.