Девочка на шаре. Рассказы

И мы с папой сидели так рядом на брёвнышках, и я посвистывал, а папа помалкивал, и мы только улыбались друг другу, потому что нам очень нравилось жить в этом посёлке. Мы здесь гостили уже шестой день, и я подружился с соседскими ребятами, и перезнакомился со всеми собаками, и знал каждую но имени и фамилии. Мы катались на лодках, жгли костры и ходили по грибы и видели, как вдалеке полем пробежали лосиха и лосёнок.

А сегодня мы с папой собирались пострелять из лука и потом запустить змея — высоко-высоко, под самое солнце.

И пока я про всё это думал, вдруг хлопнула калитка, и к нам во двор вошёл Александр Семёныч, наш сосед, у него есть своя автомашина «Волга». Они с папой друзья.

Он сел рядом с нами и сказал:

— Беда.

Папа сказал:

— Что такое?

Александр Семёныч сказал:

— У него, видите ли, свадьба! А мне какое дело? Сегодня свадьба, завтра крестины, послезавтра именины!… А мне как быть? Сидеть без шофёра? — Он погрозил кому-то кулаком. — У меня дела поважнее вашей свадьбы!

Пана сказал:

— Расскажите толком.

И Александр Семёныч сказал, что его шофёр Лёша решил жениться на одной своей знакомой и сегодня у него свадьба.

— Ну и пусть женится, — сказал папа, — вам-то что?

Но Александр Семёныч, разгорячился:

— Мне в город нужно, — сказал он, — вот так! Понятно?

И он попилил ладонью себе горло. Мол, позарез. Но папа молчал.

— Ага, — ехидно сказал Александр Семёныч, — отмалчиваетесь? Палочки строгаете? А где чувство локтя?!

— Ведь отпуск, — сказал папа, — надо с сыном побыть.

— Никуда он не денется, — заявил Александр Семёныч и шлёпнул меня по спине. — Мы просто возьмём его с собой! Надо парию удовольствие доставить. Пусть прокатится!

И тут я наконец понял, чего он добивается. И как это я сразу не догадался? Ведь ездить-то он не умеет! Не умеет управлять своей собственной «Волгой». А папа умеет. И «Волгой», и «Победой», и «ГАЗ-51», и какой угодно. Потому что у папы есть водительские права, он даже ездил в автопробег Москва — Хабаровск. У него только машины собственной нет, а ездит он классно! И Александр Семёныч подкатывается, значит, к нам, чтобы папа свёз его в город и обратно.

И хотя я видел, что папе не очень-то охота ехать, потому что он пригрелся на солнышке, и ему очень симпатично сидеть в старых брюках около сарая и строгать потихоньку палочку, и никуда ему неохота, но сам-то я очень обрадовался, что можно будет слетать на автомобиле, и поэтому я сразу заорал:

— Поехали! Какой может быть разговор!

И Александр Семёныч вскочил как ужаленный и тоже завопил во всё горло:

— Правильно! Урра! Поехали!…

Тут папа совсем сдался и только сказал умоляюще:

— Только, как говорится, взад-назад. Быстро! Чтобы к трём быть обратно!

Александр Семёныч расхохотался и положил руку на сердце:

— К двум! — И поклялся: — Чтоб мне провалиться на этом месте! К двум часам мы будем здесь. Как штык!

И мы с папой пошли переоделись, а потом вывели машину со двора Александра Семёныча, и они сели впереди, папа за рулём. А меня отправили в заднюю кабину и защёлкнули за мной обе дверцы. И я сразу стал за папиной спиной, чтобы смотреть вперёд, на дорогу, на спидометр, на лес, на встречные машины, и чтобы воображать, что это я веду машину, я, а не папа, и что она вовсе не автомобиль, а космический корабль, а я самый первый человек, который полетел на небо, к прохладным звёздам.

И так мне интересно было ехать, и приятно, и весело! Вокруг всё было зелёное. Трава, и большие деревья, и тоненькие берёзки — всё было зелёное вокруг. И ветер был такой сильный и тёплый и тоже пахнул зелёным.

Я стоял позади папы и посвистывал и смотрел вперёд на дорогу; она блестела как серебряная, и, если пригнуть голову, было видно, как дрожит над ней и вьётся раскалённый воздух.

И то попадалась на дороге доска — видно, грузовик обронил, — то небольшая охапка сена, и тоже было понятно, откуда она здесь, то шофёрские концы, какими руки вытирают. И получалось, что дорога как будто рассказывает, кто по ней проехал до нас с папой и Александром Семёнычем.

А сейчас мы мчались довольно быстро, спидометр показывал семьдесят, и я наконец начал играть в космический корабль. Я включал приборы, и выжимал педали, и щёлкал рычажками, и летел мимо Марса и Луны, ещё и ещё дальше, и скоро я решил, что вступил в состояние невесомости, и стал подпрыгивать, чтобы проверить, весомый я или невесомый.

Но папа сказал, не оборачиваясь:

— Стой смирно!