Девочка на шаре

— Неправда! — горячо воскликнула Ленни. — Кино может быть другим! У меня есть пленки. Я ездила несколько месяцев с киноавтоколонной. Мы снимали прямо на улицах, ловили жесты, выражения лиц, порывы, спонтанные чувства. Там, на этих пленках, — жизнь как она есть, непридуманная, несконструированная, жизнь врасплох. И знаете, что получается? Жизнь непредсказуема, но, когда вмешивается камера, выявляется гармония, логика непредсказуемости. Камера, как волшебная палочка, превращает хаос в порядок.

— Это можно придумать, — усмехнулся Ожогин, — и, быть может, даже снять. Но сделать из этого фильм невозможно.

— Почему? Очень даже возможно!

— Да это все поэзия, эфир! А где сюжет? — вскричал Ожогин, всерьез задетый этим разговором.

— Сюжет — ерунда. Можно придумать что угодно. Что вы все — сюжет, сюжет! А жизнь, по-вашему, что — готовый сюжет? — И Ленни в сердцах рубанула воздух сжатым кулачком.

— Кино не равно жизни!

— Кино равно жизни!

Вдруг оба разом остановились смутившись. Им стало странно и неловко, что они так разгорячились. С чего бы это? Неужели только кино ввело их в такой раж, в такой яростный спор, в такое возбуждение? Постояв молча несколько секунд, они тихо пошли дальше, не глядя друг на друга.

— Какой же фильм вам хотелось бы снять? — наконец спросил Ожогин.

— Представьте себе человека, который работает оператором на кинофабрике, — задумчиво начала Ленни рассказывать то, что по ночам нашептывали ей пленки в двух шляпных коробках, прячущихся под кроватью. — Днем он в павильонах снимает мелодрамы, а ночью, во сне, видит совсем другое кино. Ему снится, что он снимает руки какого-то человека. Руки зачерпывают воду из таза, берут бритву и помазок, наливают в чашку чай, размешивают сахар, гладят детскую головку, покупают у мальчишки газету, хватаются за поручень трамвая, кладут кирпич, разламывают хлеб — и так целый день до вечера, когда они снова зачерпывают воду и плещут на лицо. Так в руках воплощается портрет человека. А может быть, оператор снимает руки разных людей и показывает один день жизни целого города. А утром он просыпается и снова идет на кинофабрику снимать мелодрамы… — грустно закончила Ленни.

— Но вы можете показать, как его руки снимают камеру со штатива и уносят на улицу, — улыбнувшись, заметил Ожогин.

— Да, правда! — обрадовалась Ленни.

— Вы покажете мне свои пленки?

— Они не готовы. Их надо смонтировать, кое-что доснять. Когда-нибудь покажу. Не знаю только когда.

Они дошли до бывшей усадебки, где теперь располагались монтажные. Навстречу им с выпученными глазами бежал Петя Трофимов.

— Александр Федорович! — закричал он, увидев Ожогина. — Ну можно ли так! Немцы ждут два часа! Я уж обыскался!

— Иду, иду! — поспешно отозвался Ожогин и обернулся к Ленни. — Простите, мадемуазель Оффеншталь, я должен идти — дела. Петя проводит вас дальше.

Он взял ее руку, церемонно поцеловал и на несколько мгновений задержал ее детскую ладошку — зернышко, утонувшее в скорлупе ореха, — в своей большой ладони. Его рука была теплой, и эта теплота удивила ее. Она привыкла к рукам Эйсбара, которые были обжигающе горячи, когда он желал ее, и обжигающе холодны, когда желание удовлетворялось и он становился равнодушен. Она улыбнулась.

— Можно прийти еще?

— Почту за честь.

Через час из окна своего кабинета Ожогин увидел, как Ленни выходит из ворот «Парадиза» в сопровождении Кторова. Он провожал их взглядом до тех пор, пока они не скрылись из вида, и, дав себе слово впредь не думать о ней, почти успокоился. Но вечером, на террасе дачи, за чаем вдруг начал рассказывать Чардынину и Зарецкой о странных идеях Ленни, избегая называть ее по имени — «эта девочка» говорил он, опасаясь, видимо, что при упоминании имени голос выдаст его.

— У нее есть съемки, из которых она хочет сделать фильм, но над ними надо работать, — закончил он.

— Так дай ей монтажную! — мгновенно отреагировала Зарецкая. — Пусть девчонка работает, может, что и выйдет.

Ночью в своей спальне Ожогин, заложив руки за спину и выставив вперед упрямый лоб, долго ходил из угла в угол. Решал, как предложить Ленни свои услуги в работе. Написать письмо? Прислать Петю Трофимова? Попросить Кторова передать предложение? Все представлялось ему почему-то неприличным и каким-то ненатуральным. Все казалось, что Ленни увидит в его предложении и нежелании лично сделать его скрытый смысл. И он решил, что с утра сам поедет в городской парк, где Ленни баловалась своими моментальными снимками.

Глава 3 Эйсбар возвращается