Девочка Надя, чего тебе надо?

— А мы разве с вами уже не встретились? — удивился Слава. — А Лизавета и эти супермены как несовершеннолетние права голоса не имеют, но пусть послушают…

— Это они — несовершеннолетние? — не поверила Надя. — Сколько же вам лет, ребята?

— Мне шестнадцать, — сказал один, а второй независимо промолчал.

— Акселерация, — объяснил Слава. — Дети научно-технической революции… Вы, ребята не обижайтесь.

— Так о чем же ты хотел меня спросить? — повторила Надя.

— Сразу не сообразишь… — усмехнулся Слава. — Надо еще свыкнуться: как же, член правительства на нашей улице живет! Хотя, безусловно, вас теперь из нашего захолустного района переселят…

— Ты так считаешь? — спросила Надя.

— А вы — нет?.. Вообще у вас теперь вся жизнь резко переменится… Может, вы сейчас в последний раз пешком идете… Я, между прочим, совершенно серьезно говорю… А вообще — смешно…

— Что — смешно? — спросила Надя.

— Да так… — улыбнулся Слава. — Первый раз точно знаю, за кого голосую…

— Как так? — не поняла Надя.

— А что тут удивительного? — сказал Славка. — Я в прошлый раз голосовал и даже понятия не имел, за кого… Так, посмотрел на фотокарточку — на заборе висела, — вроде парень ничего… Сорок пятого года рождения… А в общем, какая разница?

— Ты считаешь — никакой? — спросила Надя.

— А вы как считаете?

— Я считаю, разница есть.

— Ну и считайте, — спокойно согласился Славка, — считайте, что есть… А нам все равно, а нам все равно!.. — ударил он по струнам. — Мы волшебную косим трын-траву…

— Ты об этом хотел меня спросить? — остановила его Надя. — Об этом?

Лиза и ребята настороженно молчали.

— Вы о чем? — Слава спокойно посмотрел на нее. — Пустяки все это, Надежда Тимофеевна. Суета сует. Я же вам сказал: на мою бюллетень вы можете абсолютно рассчитывать. А я — голос массы… народа, населения.

— Не хочешь говорить… Ладно… — Надя провела ладонью но лицу. — Твое дело… Тогда у меня к тебе всего один вопрос.

— Пожалуйста, — разрешил Слава. — Только без политики.

— Без политики, — успокоила Надя. — Чего ты каждый вечер пьешь?

— Как чего? — удивился Слава. — Портвейн розовый.

— Это с Лизой? — спросила Надя.

— Она тут ни при чем! — возразил Слава. — Лиза, а ну дыхни на Надежду Тимофеевну!

— Отстань! — зло сказала Лиза.

Она же только березовый сок пьет, — пояснил Славка. — Любимый напиток Сергея Есенина. Этот сок у нас тут в трехлитровых банках продают… Вот, кстати, интересный вопрос: сколько же надо погубить берез на одну трехлитровую банку сока? Куда смотрит охрана внешней среды?

— Веселый ты парень, Славка… — сказала Надя.

— Чисто внешнее впечатление…

— Может быть… — Надя помолчала. — Сам пьешь — тебе хуже. Да и не в этом дело… А Лизу за собой не таскай! Понял? Это я тебе серьезно говорю.

— А кто ее таскает? — Славка впервые вышел из себя. — Я тебя таскаю? — обратился он к Лизе.

— Пошли! — Лиза дернула его за рукав, быстро взглянула на Надю. — Никто меня не таскает!

— Передай отцу, завтра я после работы зайду, — сказала ей Надя, чего не хотела говорить, — Часов в семь.

— А его дома не будет! — резко ответила Лиза.

— Ты, главное, передай, — сказала Надя. — Спасибо, ребята, за музыку.

Она пошла вниз к набережной. Знала, что смотрят ей вслед и что-то говорят. Вот интересно — что?

«Волга» неслась но вечерним улицам. В машине их было четверо. Рядом с шофером сидел сравнительно молодой человек (представитель обкома), позади него — Надя и Григорий Матвеевич (доверенное лицо депутата, начальник цеха, где работала Надя, лет пятидесяти, в темном костюме, белой рубашке и даже при ордене Трудового Красного Знамени).

Если молодой человек, сидевший рядом с шофером, был невозмутим, то Григорий Матвеевич был настроен нервно и состояния своего не скрывал.

Надя растерянно смотрела в окно: улица, толпа вечерняя, огни.

Григорий Матвеевич. Ты построже не могла одеться?

Надя. А что, форму специальную ввели на кандидатов в депутаты?

Григорий Матвеевич. Форму — не форму! Я тоже орден не каждый день вешаю!

Надя. Пожалуйста! Могу парашютный значок привинтить. Может, вернемся?

Григорий Матвеевич. Ладно уж!

Надя. Дядя Гриша, да что с тобой? Чего ты волнуешься? У нас, слава богу, не Америка. Раз выдвигали — выберут. А не выберут — тоже ничего страшного.

Григорий Матвеевич. Что ты мелешь? (К представителю обкома): Что она несет? При чем тут Америка! Ты лучше подумай, что людям говорить будешь.

Надя. Что в голову придет, то и скажу!

Григорий Матвеевич. Ты меня не пугай, Надежда! Я тебя знаю!

Надя. Что, может быть репетицию проведем? Я знаю, что мне говорить!

Григорий Матвеевич. Понятно, что без бумажки. Это хорошо. Народ уже не любит, когда по бумажке.

Надя. Дядя Гриша! Уймись! Я же тебе пояснила: не в Америке — поймут!

Николаев (из обкома). Мы предварительно все с Надеждой Тимофеевной обговорили.

Григорий Матвеевич. Главное — держись в рамках.

Над я. Я сама знаю, как мне держаться! И вообще, дядя Гриша, что ты суетишься? Кого выдвигают? Тебя или меня?

Григорий Матвеевич. Меня никуда не выдвигают! Но и ты не заносись! Знай свое место!

Надя. Это перед кем мне свое место знать? Перед тобой, что ли, дядя Гриша?