Девочка по имени Зверёк

И Луури вдруг ослабела, земля качнулась, подогнулись ноги, и она безвольно сползла внутри кольца его рук вниз. Ольвин склонился над ней, и близко, очень близко она увидела его опьяненные желанием глаза. Его поцелуй дышал сосновым запахом и оставил на губах соленый вкус моря, обветренные губы обожгли, и как-то помимо своей воли Луури обвила руками его шею и прижалась к нему. Ольвин не торопился, хотя сердце его (Луури это отчетливо слышала), казалось, вот-вот разорвется, пальцы дрожали, а дыхание сбивалось, когда он раздел ее и первый раз провел ладонью по ее обнаженному телу. «Сколько раз в детстве, – подумала Луури, – когда мы спали вместе, он касался меня и – сердце и тело мое молчали. И вот все изменилось – его руки обжигают, губы лишают дара речи. Как он ласков!» И она, запустив пальцы в его русую шевелюру, сама потянулась к нему губами – к его глазам, губам… Он вздрогнул, его рука скользнула вниз, к ее бедрам. Она замерла.

– Когда мужчина ласкает, все узнаешь сама… – Голос его был хриплым. – Что ты чувствуешь?

– Это как огонь, Ольвин?

– Это и есть огонь, Зверек!

Он разделся и, продолжая ласкать ее, стал подсказывать, как ей вести себя с ним, и она все послушно выполняла, от чего он сам слабел и благодарно целовал ее открытые ладони.

…Когда же горячая рука Ольвина легко, как перышком, коснулась наконец того места, к которому он стремился, а Луури его упорно не пускала весь последний час, она простонала:

– Ольвин, что со мной?

– Все хорошо, моя девочка, – едва дыша, откликнулся он. – Теперь закрой глаза. Будет немного больно.

– Больно? – Она испугалась.

– Совсем чуть-чуть. Я не обижу тебя!

Она все смотрела на него недоверчиво, и он поцеловал ее прямо в ухо, прошептав нараспев низким голосом:

– Поверь мне!

Она позволила ему… И все было так, как он сказал…

Она почувствовала, как вихрь полного блаженства захватил их обоих, закружил и связал их души вместе, унося куда-то ввысь, дальше звезд, смотревших на них этой ночью, и сначала услышала громкий стон Ольвина: «Хороша… ах, как хороша!!!», а потом свой собственный крик. И Ольвин в то же мгновение нежно, но крепко зажал ей рот ладонью, прошептав на ухо:

– Как же я люблю тебя, маленький Зверек!

…Они проговорили почти до рассвета. Она спросила:

– А что будет дальше?

– Ты родишь мне сына. – Он лежал на боку, подперев голову рукой, и мечтательно смотрел на Луури. И вдруг признался: – Знаешь, ты такая маленькая и хрупкая, что я все время боялся, вдруг я напугаю тебя или… ну-у… пораню.

Луури обняла его и поцеловала у виска в уголок глаза, где лучиками расходились морщинки. Он сказал с неожиданной тревогой в голосе:

– Мне все время кажется, что ты куда-нибудь исчезнешь.

– Я не чайка, не улечу.

– Ты как чайка, но легче. Ты легче жизни. И у меня щемит сердце.

– Ты говоришь как скальд! Ты можешь сложить вису?

– Могу, мне это нравится. Когда-нибудь сложу!

Ольвин все ласкал ее, как будто никак не мог ею насытиться, и зачарованно повторял:

– Моя… моя…

И она смущенно спросила:

– Ольвин, скажи, то, что мне было немного больно, так бывает и во второй раз?

Они понимали друг друга с полуслова – Ольвин сгреб ее в охапку и очень смешным ворчливым тоном «упрекнул»:

– Эта девчонка ни в чем не знает меры!

Но его глаза сияли, и он восхищенно произнес:

– Умница ты моя!

…Когда первые рассветные лучи забрезжили из-за гор, Луури чувствовала себя счастливой. Она немного устала, хотя спать не хотелось. Одевшись, она собралась уходить. Ольвина это озадачило. Он взял ее за руку и потянул к себе. Она мягко попыталась высвободить руку, но он держал крепко. Луури посмотрела на него с упреком. Их разговор потек без слов:

«Отпусти, мне надо идти!»

«Не уходи, я имею на тебя право!»

«Не держи, я все равно уйду».

Ольвин выпустил ее руку. Теперь ей очень хотелось вернуться к Учителю, и она боялась, что уже не найдет его у костра. Но Горвинд сидел на прежнем месте, закрыв глаза. Луури подошла и молча улеглась у его ног, подложив под голову согнутую руку. Она почему-то не посмела, как раньше, расположиться на его колене. Какое-то время он не двигался, потом она почувствовала, что он, как в детстве, гладит ее по голове. Его руки дышали добротой и заботой. Луури подняла на него глаза: Учитель смотрел на нее, и этот взгляд, вдруг пронзивший ее до глубины души, был полон жалости и бесконечного сострадания!

Потом подошел к костру Ольвин и стал собираться. Домой она ушла с ним. Горвинд не сказал на это ни слова.

* * *

Они вдвоем оказались будто отрезанными от внешнего мира: Учитель остался у моря, а Рангула ушла на несколько дней в поселок. На пороге дома Ольвин обнял и поцеловал Луури, обведя жестом жилище:

– Хозяйничай. Я пойду займусь животными.