Девочка Прасковья

— Нет, Жорка, я должна тебе признаться! Так мне будет легче... Ты знаешь, я ведь тогда в походе плохо о тебе думала, считала таким... задавакой, корчившим из себя крутого... смотрящим на всех свысока и с презрением, не обращающим внимания ни на природу, ни на христианские святыни... Прости, пожалуйста, я ошибалась... Ты оказался славным парнем... только более мирским и модным, чем благочестивым... И там... там на лестнице... в башне... я ведь специально тебя толкнула... ты прав... Я хочу, чтобы ты знал это... Прости мне это, пожалуйста... Я не должна была так делать, мне так стыдно... Ты меня прощаешь?

— Ну, конечно же! О чем речь?! Ты знаешь, я ведь тоже тогда о тебе плохо думал. Считал этакой святошей... и все такое... А там на башне я ведь сам виноват был. Я решил на тебя наехать, что тебе оставалось делать? А у тебя тогда здорово получилось! — я попытался пошутить. — Я больше на тебя не сержусь, ты совсем другая. Прости меня тоже, Паш, за все. Ведь я так долго желал тебе зла... И подшучивал над тобой, и обижал... И там на пароме, знаешь, я ведь специально уронил бутылку... Отомстить тебе хотел... за башню. Прости, пожалуйста... — я положил свою ладонь на ее руки.

— Я не сержусь, Жор... Ты не думай... Ведь мы уже столько вместе пережили... Ты прости, что я все же увела тебя от Египта, от дома, ведь все это из-за меня началось... Из-за моего упрямства и самонадеянности... А теперь я оставляю тебя одного... Наверно, меня тогда и спасать не надо было — раз уж все равно такой конец... Зря ты столько всего натерпелся... Хотя нет... Зато я смогла все тебе сказать... А это самое главное...

— Ну, что ты, Паш, что ты! Не вини себя! Все это ветер-проказник! Я не жалею, честно тебе скажу, что встретился с тобой, и как мы вместе прожили все эти дни. Это была потрясающая эпопея!

— Спасибо, Жор, спасибо! Ты славный! И очень хорошо, что в эти минуты именно ты рядом со мною... Мне теперь так легко и ничего не страшно... Я смогу спокойно уйти...

Она замолчала. А я вдруг почувствовал, что должен признаться Пашке в том, что подсмотрел за ней на болоте, пока она еще здесь, рядом со мной! Но как стыдно было это сделать!

— Паш, Паш, я должен тебе еще кое-что сказать! — взволнованно начал я. — Мне очень неудобно за этот поступок, но я хочу признаться... что там... на болоте... ну, помнишь... когда мы купались...

— На болоте?! — как-то удивленно переспросила девчонка. — На болоте... Ах да, на болоте... болоте... И что, что было?

— Ну там я, знаешь...

Нет, друзья мои, вот что я вам скажу. Совершать проступки мы все мастера. Делаем их легко и необдуманно! Но как оказывается сложно и стыдно в них каяться! Уж лучше не согрешать, чтобы не доводить себя до такого положения! Вы знаете, признаюсь вам честно, тогда мне так и не хватило духа сознаться в своем предательском поступке, даже у смертного одра девчонки! Внутренний голос возопил:

— Не делай этого! Ей будет от всего только больнее! Она ведь о тебе более высокого мнения. И разве хорошо ей будет умирать, зная, что ты за ней тогда подглядывал... Ведь она такая чистая, прекрасная, волшебная... И уверена, что никто так и не узнал ее тайны! А ты окажешься жалким обманщиком в ее глазах и предателем, и вообще...

Да, стыд взял верх, каюсь! И я тогда замолчал. Да Пашка ничего и не поняла. Она уже снова бредила... Сознание ее стало путаться, и она выпустила мою ладонь из своих рук. Я тронул ее за плечо:

— Паш, Паш, ты не умирай! Паш, пожалуйста! Как же я буду тут один без тебя-то?! Разве для этого я тебя спасал из реки? И разве для этого ты вытягивала меня из трясины, чтобы вот так расстаться навсегда?.. Так ведь не должно быть! Муш куейс! Ведь за нас сами святые поручились — Георгий и Параскева! Держись, Паш, пожалуйста... — слезы не дали мне больше говорить.

Чтобы не заплакать, я встал и сделал три глубоких вдоха. На какой-то миг Пашка вдруг очнулась и, снова нащупав мою ладонь, сказала дрожащим голосом:

— Жорка, я не могу этого от тебя требовать и просить не могу... Но ты просто знай, что я очень хотела бы, чтобы ты продолжил мое дело... дело нашего Православия... Как я приняла его от бабушки... Не хочу, чтобы эта нить оборвалась вместе со мною...

— Не волнуйся, Паш, я сделаю все, чтобы быть достойным святого Георгия, прекрасной Параскевы и тебя, моей славной Пятницы!

— Благодарю! Ты настоящий друг, Георгий, прости, я в тебя верю... И не грусти без меня... Мне там будет хорошо. Ну, и не забывай этого путешествия...

— Я его никогда не забуду!

Она замолчала и стала задыхаться и стонать. Я утер тряпочкой пот и слезы с ее лица.

Девчонка успокоилась и утихла. Несколько минут я стоял перед лежанкой, не зная, что и делать, что говорить, что думать. Весь мир перестал для меня существовать. Какая-то жуткая тишина давила на уши так, что хотелось кричать от боли. Даже в лесу смолкли все голоса. Похоже, вся природа прощалась со своей прекрасной феей. Лишь лунные зайчики озорно резвились на столе и на полу... Мне показалось, что Пашка уже умерла... Я дотронулся до нее и сразу отдернул руку от холодной кожи ее ладони.