– Чего тебе надо? – прошипела Мейкпис в полной уверенности, что он не должен находиться здесь. Ей доводилось слышать, что люди иногда посещали Бедлам, чтобы поиздеваться над сумасшедшими, и была не в настроении беседовать с зеваками или насмешниками.
– Пришел посмотреть на тебя, – прошептал он. – Иди сюда! Я хочу с тобой поговорить.
Она неохотно направилась к окну. Похоже, медведь не любил слишком приближаться к людям, и она не хотела, чтобы он взбунтовался.
Когда на лицо девочки упал свет, парень за окном не то торжествующе, не то недоверчиво усмехнулся:
– Так это правда! У тебя такой же подбородок, как у меня! Да, – ответил он в ответ на ее изумленный взгляд. – Это наше маленькое наследство. Подпись сэра Питера.
Кровь бросилась в лицо Мейкпис, когда до нее дошло, что он имеет в виду. Значит, она не единственный побочный ребенок сэра Питера!
В душе ей хотелось верить, что родители любили друг друга и, следовательно, ее собственное существование хоть как-то оправдано. Но нет, всего вероятнее, мать была кратковременным увлечением, не более того.
– Я тебе не верю, – прошептала Мейкпис, хотя на самом деле поверила. – Немедленно откажись от своих слов!
Этого она не могла вынести. Ослепленная, словно в приступе горячки, она больше всего хотела вырвать прутья решетки и исполосовать ими мальчишку.
– Да у тебя горячий нрав, – заметил он с некоторым удивлением. Мейкпис тоже изумилась – впервые кто-то сказал о ней нечто подобное, да еще с оттенком одобрения. – Ты и вправду похожа на меня. Тише, не разбуди весь дом.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Мейкпис, понизив голос.
– Все слуги только о тебе и говорят, – тут же ответил парень. – Молодой Кроу сказал, что ты спятила, но я ему не поверил.
Мейкпис предположила, что носатый слуга, который ее избил, и есть молодой Кроу.
– На другой стороне башни тоже есть окно. Я вылез в него и добрался сюда по карнизу, – ухмыльнулся парнишка собственной изобретательности.
– А если ты ошибаешься? Если я действительно спятила и сейчас столкну тебя вниз и ты разобьешься?
Мейкпис все еще была безумно зла и чувствовала себя загнанной в угол. Почему люди, не важно, живые или мертвые, вечно чего-то от нее хотят? Почему не могут оставить ее в покое, наедине с медведем?
– Мне ты спятившей не кажешься, – заверил Джеймс с раздражающей уверенностью, – и не думаю, что у тебя хватит сил меня столкнуть. Как тебя зовут?
– Мейкпис.
– Мейкпис? О, я и забыл, что ты пуританка.
– Вовсе нет! – Мейкпис покраснела.
Благочестивые жители Поплара никогда не называли себя пуританами, да и Овадия упоминал о них таким тоном, что она чувствовала: это слово вовсе не комплимент.
– Там, откуда ты пришла, у всех такие имена? – поинтересовался Джеймс. – Я слышал, эти люди зовутся Борись-за-Правое-Дело, Плюнь-в-Глаза-Дьяволу, Прости-за-Грехи, Все-Мы-Жалкие-Грешники и тому подобное.
Мейкпис не ответила. Не совсем понимала, серьезен он или издевается. Кроме того, среди паствы Поплара действительно была одна Прости-за-Грехи, которую обычно сокращали до Про.
– Убирайся, – выдавила она наконец.
– Неудивительно, что тебя заперли, – хмыкнул Джордж. – Они не любят строптивых. Послушай, я найду способ вызволить тебя отсюда. Скоро в Гризхейз вернется сэр Томас, наследник Овадии и старший брат сэра Питера. Он меня любит. Постараюсь замолвить за тебя словечко.
– Почему? – спросила сбитая с толку Мейкпис.
Джеймс уставился на нее с таким же недоумением.
– Потому что ты моя младшая сестра.
После его ухода Мейкпис долго не могла забыть эти слова. Похоже, у нее появился брат. Но что слова Джеймса означали на самом деле? В конце концов, если он сказал правду, значит, лорд Овадия ее дед, но она не видела в глазах старика ни доброты, ни родственных чувств. Даже если в ком-то течет та же кровь, что у тебя, вовсе не обязательно делиться с ним секретами. Однако Джеймс, казалось, был вполне уверен в том, что он и Мейкпис – на одной стороне.
Дни шли за днями, но Джеймс не возвращался. Мейкпис переживала, не была ли с ним чересчур враждебна. Вскоре она была готова отдать все на свете, лишь бы увидеть дружелюбное лицо.
Молодой Кроу оказался не только ее надзирателем, но и судьей. Если она спорила, кричала или угрюмо молчала, это объявлялось признаком ее «меланхолического» помешательства. Наказание было одно: несколько сильных ударов палкой по рукам или голеням.
Мейкпис изо всех сил старалась сдерживать готового к ответным ударам медведя, особенно когда в глазах темнело, а его ярость угрожала поглотить обоих. После визитов Молодого Кроу медведь заставлял ее часами метаться по комнате, а иногда и несвязно реветь его голосом. Были и моменты душевной связи, когда он, казалось, понимал ее. А она могла его успокоить. Но иногда казалось, что легче уговорить грозовую тучу, чем медведя. Он не понимал, почему на окне решетка. Почему свободу Мейкпис ограничили. Почему необходимо пользоваться ночным горшком.