Юля впервые ехала домой к Леонтию. До сих пор они встречались либо у кого-то из ее подруг, либо в гостиницах, а тут вдруг он пригласил ее к себе, в свою громадную квартиру на тринадцатом этаже нового элитного дома. До начала литературной деятельности Леонтий Зной, тогда еще Леонид Засыпкин, был весьма успешным бизнесменом, но затем, столкнувшись с опасностями и сложностями российского бизнеса, решил переквалифицироваться в писатели. Хоть и не так прибыльно, зато безопасно. Он взял себе звучный псевдоним и, заранее изучив конъюнктуру, взялся за перо, тем более, что пресловутой «тягой к чистому листу» страдал сызмальства. Он писал все — и детективы, и сказки, и детские книжки, но все это не приносило успеха. И однажды его осенило. Он стал писать по сути дамские романы, но такие мрачные и выматывающие душу, что вкупе с роскошным портретом на обложке никто не решался отнести его творения к презренному жанру женских романов. И у него нашлись читатели. Скромную пиар-кампанию он мощно поддержал собственными средствами, да еще и Юля поработала над его имиджем. Теперь Леонтий Зной считался весьма популярным автором. Роман с одной из красивейших женщин Москвы льстил его тщеславию. И он стал подумывать о женитьбе на ней, она могла быть ему весьма и весьма полезной. Да и хороша она была во всех отношениях.
Юля приехала к нему с изящной корзинкой, полной крохотных слоеных пирожков с мясом и капустой, которые Леонтий обожал. Он встретил ее сияя.
— О, красавица моя, ты изумительно выглядишь! Просто невозможно поверить, что столь роскошная женщина сама печет такие шедевральные вещи! Ну проходи, проходи! Посмотри мою вдовью берлогу!
«Вдовья берлога» привела Юлю в ужас и замешательство. Подобной безвкусицы она не ожидала. В кабинете знаменитого писателя ее потрясли три больших золоченых орла, два стояли на письменном столе, один на книжном шкафу. Четвертый, бронзовый, распластал свои крылья на стене напротив дорогущего письменного стола на львиных лапах. Обои в кабинете были темно-зелеными с золотом, а на столе, кроме двух орлов, стоял еще и бронзовый чернильный прибор с часами.
— Ты здесь работаешь? — не без робости спросила она.
— Да нет, я же пишу на компе, где придется, а это так сказать, парадный кабинет.
— Но зачем нужен парадный кабинет? Ты же не генсек!
— Юлька, не ворчи, хочешь кофе? А то от твоих пирожков голова кругом идет, так вкусно пахнут!
— Нет, сначала покажи мне квартиру!
— Ну что ж, идем!
Кухня и столовая были по моде соединены в единое пространство. Но кухня была обставлена традиционно — темного дерева вполне функциональные стенки, с печками, машинками и т. д., только холодильник, огромный, трехкамерный, был позолоченный. А в столовой вокруг большого стеклянного стола высились громадные, весьма витиеватые, обитые золоченой кожей полукресла.
— Нет! — воскликнула Юля.
— Что нет? — добродушно откликнулся Леонтий.
— Тут нельзя находиться, — твердо сказала Юля. — В этой квартире просто нельзя жить! Это катастрофа!
— Но почему?
— Леонтий, ты сам это обставлял?
— Ну… мне помогала одна дизайнерша… А что? Тебе не нравится?
— Я сейчас просто сблевану! Это такая безвкусица… Такой дурной тон!
— Ты находишь? — испугался Леонтий. Он очень доверял Юлиному вкусу.
— Ленечка, любимый мой, я надеюсь, тебя тут еще не снимали?
— Снимали.
— Ужас какой! И ты же наверняка потратил на все это бешеные бабки? Да?
— Да.
— Почему ж ты меня не позвал, хоть бы проконсультировался!
— У меня, значит, дурной вкус, а у твоего юриста хороший?
— Нет, но он об этом знает и никогда со своим вкусом не суется! У него совсем вкуса нет, я ему даже цветы покупать не разрешаю, обязательно купит какую-нибудь дрянь. Но дело сейчас не в нем, а в тебе, Ленечка! Так нельзя… Эти твои золоченые орлуши…
— А я люблю орлов!
— Люби, кто тебе мешает! Я, например, обожаю кенгуру, но я же не поставлю в своей квартире золоченых кенгуру! Хотя кенгуру это по крайней мере оригинально, а уж пошлее твоих орлов и вовсе ничего не придумаешь! Ленечка, я тебя умоляю, давай здесь все переделаем! Ну как можно в кухне сидеть на этих дорогущих золоченых тронах? Либо столовая должна быть отделена от кухни, либо она должна быть не столь пышной! Это абсурд!
Леонтий был совершенно обескуражен.
— Что, Юль, это действительно так ужасно?
— Чудовищно! Так обставляться может только какой-нибудь нувориш из Мухосранска! А уж для писателя это просто непристойно! — горячилась Юля. — Но не беда, ты же вот и одевался ужасно, а теперь ты очень элегантен. Ничего, я и с этим справлюсь! Ты мне только дай карт-бланш и через несколько месяцев ты свою квартиру не узнаешь!
— Но… это же бешеных денег все стоило… — растерялся Леонтий.
— Ничего, кое-что можно оставить. Например, в кабинете кроме обоев, орлов и светильников практически все можно оставить. Столовую надо ликвидировать полностью, не беспокойся, я сумею это продать, в Москве огромное количество безвкусных богатых идиотов.
— Но позволь…
— Нет, Леонтий, не позволю! Я просто не могу находиться в таком кошмаре, меня физически тошнит!
Он подошел к ней, обнял.