Девочка с персиками

Я видел, как пот катится по щекам Ива. И я с трудом заставлял себя не оглядываться, потому что оглядываться в таких случаях тоже опасно, с преступниками и с полицейскими надо избегать контактов глазами. Мы сворачивали с улицы на улицу и везде были арабские районы с их убогими лавками, молельными домами и грязными закусочными. Прошло минут сорок, часть преследователей отстала, но появились новые, они словно передавали нас по эстафете от одной банде к другой.

– Когда же мы выйдем в какой-нибудь приличный белый район? – в отчаянии спросил я Ива.

– Сплошное мульти-культи, – сказал француз.

– Ты знаешь город?

– Нет, я бывал здесь несколько раз с родителями еще ребенком, но уже ничего не помню. Это всегда было днем, а сейчас вечер.

– Платаны вдоль улиц как в Одессе!

– Нам надо на вокзал, к машине. Смотри, вот идет толстая женщина с коляской. Спроси, где вокзал…

– У э ля гар, мадам, пардон, – спросил Ив.

– Ля ба, ля ба, – ответила тетка, махая рукой налево.

– Туда, – сказал Ив.

Мы завернули за угол и увидели огромную широкую лестницу, ведущую от вокзала к городу. Здесь стояла наша Антилопа-Рено.

Обнаружив приличное кафе с видом на лестницу, по которой должен был спуститься Гадаски, мы устроились за стоящим прямо на тротуаре столиком и заказали себе по кофе. На этом мы решили наше знакомство с Марселем закончить. После кофе мы выпили по абсенту и увидели нашего лондонского друга, одетого в полосатую митьковскую тельняшку, вразвалку хуярящего по ступеням вниз.

– Гадаски прожил в Израиле четыре года и даже выучил пару арабских слов, – сказал я. – Его даже хотели забрать в армию воевать с арабами, но он каким-то образом отмазался.

– Каким?

– Если не ошибаюсь, он начал косить под идиота…

– И с тех пор так и не прекратил это делать…

Гадаски остановился, вынул из сумки табак и раскурил трубку. Он нас не видел. Мы ждали, что он станет делать. Но он просто курил.

Теперь мы все были в сборе, готовые к решительному прыжку в третье тысячелетие. Есть такое поверье, что как новый год встретишь, то так он и пройдет. Новое тысячелетие надо было встречать по-особенному. Надо было готовить план.

А Гадаски уже спускался распиздяйским шагом по марсельской лестнице, ставшей прототипом потемкинской лестницы в Одессе, построенной по образу и подобию марсельской, равно как одесский оперный театр был построен по образу и подобия миланской Ля Скалы.

Мы вышли из-под платана.

По дороге к дому Ив и Гадаски посрались. Гадаски хотел повести

Антилопу, а Ив ему не давал.

– Ты привык в Англии ездить по другой стороне дороги, а здесь

Европа, Франция, здесь правостороннее движение, а не левостороннее,

– мотивировал свой отказ француз.

– А я хочу попробовать, дороги пустые, ночь, – настаивал Гадаски.

– Нет, я не могу доверить тебе наши жизни, – упорствовал Ив.

– Кстати, а почему в Англии левостороннее, а везде в Европе правостороннее движение? – спросил я.

– Да потому, что англичане и французы соревновались между собой на заре автомобилестроения. И англичане ввели левостороннее движение назло французам, хотя самим им было так ездить неудобно. Ведь большинство людей правши. Даже по статистике при левостороннем движении гораздо больше аварий – причем процентов на тридцать. Это одна из человеческих глупостей, – сказал Ив.

Прибыв, наконец, в Бондоль, мы растопили камин, и раздавили привезенную Гадаски бутылку водки.

– Где я буду спать? – спросил Гадаски.

– Ты будешь спать в спальне моих родителей. Я сплю на маминой кровати, а ты будешь спать на папиной, – отвечал Ив.

– А где спит Владимир?

– Он спит в спальне бабушки…

Да, я снова спал в спальне бабушки. Над кроватью висел ее зловещий портрет. Нарисованная в полный рост, она зловеще выступала из темноты.

Как только все улеглись, я услышал странные шорохи. Открыв глаза, я узрел бабушку, стоявшую, словно на портрете, но у кровати. Мои волосы встали дыбом. Я закричал.

– Что случилось? – спросил, входя в комнату Ив.

– Бабушка, – дрожащим голосом отвечал я. – Она стояла вот здесь…

– Иди спать к камину. Там есть кауч, кушетка. Огонь еще горит и тебе будет не страшно.

Забрав одеяло, я перешел на кауч. Но я чувствовал, что дух бабушки бродит по дому. Всю ночь я не смыкал глаз, подбрасывая в огонь бревна, и к утру сжег почти всю сложенную в гостиной поленицу.

– Ты сжег все дрова, – сказал утром Ив. – Бери топор и иди на склон за сушняком, чтобы нам было чем топить вечером.

Взяв топор, я спустился по склону вниз и обнаружил там котлован.

– Что это за котлован? – спросил я, вернувшись с дровами.

– Это котлован сестры моей матери. Когда делили наследство, то моя мать предложила своей сестре забрать себе землю, а ей оставить дом. Так и решили. На земле вырыли котлован для нового дома, но разрешение на подвод дороги и коммуникаций от местных властей получить не удалось. В итоге, сестра матери осталась без дома.

Сестра обиделась, и они с мамой поссорились.

– Это же ужасно!

– Ничего страшного в этом нет, так принято в еврейских семьях – наследство получает тот, кто хитрей.

– Я думал, что дом принадлежал родителям твоего папы.