Сейчас мне совершено все равно, что я никогда не стояла на коньках раньше. Видя, как открывается и по-мальчишечьи горит идеей Северов, я готова сбивать коленки ближайший час. Ну и, в конце концов, елка там прямо посередине катка очень красивая. Можно час и у борта постоять.
— Ты хоккеем занимался? — догадываюсь я, когда мы выходим из вагончика проката и идём по резиновой дорожке к выходу на лёд.
— Да, — кивает Северов. — Нападающим был. До девятого класса занимался, а потом, когда отца убили, пришлось бросить из-за переезда.
— О… — я крепче сжимаю пальцами его руку, не зная, как прокомментировать услышанное.
— Не будем об этом, — Северов резко оказывается передо мной и, подхватив за талию, прижимает к себе. Впивается в мои губы и заставляет сдаться этому натиску.
Я отвечаю Сергею, постанывая от прокатывающихся по телу приятных ощущений, и стараюсь вложить в свои поцелуи максимум того, что чувствую нему.
— Тише, тише, — довольно посмеивается он. — Вот это давай сейчас запомним и отложим до ночи. Я хочу, чтобы ты также целовала меня в постели.
— Хорошо… — киваю, вспыхивая, и оглядываюсь по сторонам, боясь, что последние слова кто-то слышал.
— Трусишка, — он разгадывает мой манёвр и легко шлепает по попе. — Это кто из нас ещё не желает афишировать отношения?
Час на льду проходит очень быстро. Я даже не успеваю почувствовать, что на улице почти минус десять. Северов терпеливо учит меня кататься, все время держа за руки. Иногда я отпускаю его и пытаюсь двигаться сама, пока он рассекает по льду на совершено космической для меня скорости по кругу.
Мы смеёмся и целуемся, как обычные влюблённые, только чуть горячее и откровеннее, чем остальные. Сергей совершено не умеет вовремя тормозить. А, может, просто специально прошибает мои границы и формирует в голове мысль о том, что сегодня у нас с ним обязательно все случится. И это, наверное, справедливо.
После мы обедаем в пиццерии и, как я мечтала, болтаем о всякой ерунде.
— Расскажи мне ещё что-нибудь, — как кошка, подлезаю ему под руку, выпрашивая объятий и отвлекаю его от очередной переписки, в которой он завис уже почти десять минут назад.
— Рассказать… — повторяет он за мной отстранённо. — Чего тебе рассказать? — блокирует телефон, и позволяет мне уютно устроиться у себя на груди.
— Ну что-нибудь смешное, — прошу, морща нос. — Ты же не всегда был взрослым, умным и строгим.
— Другим я себя плохо помню, — он касается губами моей макушки и делает глоток кофе. — Поэтому мои истории назвать смешными можно только с натяжкой.
— Давай попробуем, — прошу его. — Мне интересно все-все.
— Ладно… — на мгновение задумывается. — Я, как мы с матерью переехали, сразу работать пошёл на строительную базу. Мне очень хотелось ей помогать. Так вот, поставили меня на отдел сантехники.
— Ты продавал унитазы? — хихикаю я.
— И их тоже, — киваю. — Так вот, сижу я на стуле, делаю домашнюю работу по физике, как сейчас помню. Формулы не сходятся, голова пухнет. Поднимаю глаза от тетради, а мимо меня ванна ползёт…
— В смысле ползёт? — я задираю голову и смотрю ему в глаза.
— Ну вот так, — он улыбается воспоминаниям. — В прямом смысле. Я думал, у меня глюки началась. Уже чуть позже я узнал, что это была такая модная игра среди сотрудников. Называлась она «черепаха». Цель была залезть внутрь ванны и проползти с ней на спине до выхода из павильона. Просто стырить ванну, короче. И за это полагался денежный приз из кубышки взносов на участие.
— Совсем людям было заняться нечем, — осуждающе заключаю.
— Да, в общем то, заниматься рыночным действительно было больше нечем, — подтверждает он мои слова. — Кстати, примерно в тоже время, я познакомился с Саидом и Алексеем.
— Они с тобой работали?
— Отец Саида был директором рынка. А у матери Алексея стояло палаток двадцать с одеждой и обувью.
— Ух ты… — тяну я. — Да они по сравнению с тобой мажоры?
— Нечему завидовать было особенно, — жестко пресекает мой смешливый тон Сергей. — Сильно зажраться никто не успел. А Саида вообще на три месяца раньше демобилизовали, потому что у него отца убили…
— Ужас какой, — ёжусь я, как от холода. — А за что?
— За то, что как раз землю продавать не хотел под торговый центр. Мы когда с Алексеем приехали из армии, тут уже совсем беспредел творился. Лотки его матери, давили тракторами и асфальтоукладчиками. Квартиру моей прости обчистили, не оставив ничего ценного. Короче, мы сильно разозлились, подтянули мужиков бывших контрактников, которым бабки были нужны, и сами всех задавили.
Я тихонечко сижу и боюсь дышать. Как так может быть? У человека есть все, а цена за это материальное счастье такая, что я бы не унесла.
— А у твоего папы тоже был бизнес? — Спрашиваю тихо.
— Ну относительный. У него несколько фур было для дальнобоя. Их сожгли за то, что он заказ важный урвал. Отец полез разбираться.
— Серёжа, — я освобождаюсь из его рук, — а ты сам?
— Что сам? — он хмуро рассматривает мое, наверное, донельзя напуганное лицо.
— Ты тоже убивал людей? — Спрашиваю одними губами.
— Своими руками — нет, — он гладит меня костяшками пальцев по скуле, — чужими — да. Страшно?