Девочка со шрамами. Истории, которые помогают жить

Помимо музыки папа обожал рыбалку. В деревне, где мы проводили лето, он считался своего рода звездой. Ну, во-первых, ЭЛИТА, композитор, городской. А во-вторых, у него были роскошные рыболовные снасти, подарки от финских друзей, и совершенно безумные по тем меркам резиновые сапоги-комбинезон. В них получалось заходить в реку по пояс.

Ловил папа на нахлыст, это такая хитрая удочка, которая используется вместе с так называемыми мушками. Мушки – имитация наживки. Папа делал их сам – из каких-то перышек, ярких ниток, блесток. У него был большой, в несколько ярусов ящик, в котором хранились все эти рыболовные принадлежности. Я обожала в нем рыться. Мушки и блесны походили на сокровища. До сих пор, кстати, когда прохожу мимо рыболовных магазинов – сердце сжимается.

Отец часто брал меня на рыбалку. Пока он бродил по воде, я валялась на берегу, собирала полевые цветы, лазала по малиновым кустам. Особенно мне нравилось ехать на реку и обратно на мотоцикле, крепко держась за папу. Его брезентовая куртка пахла ветром, солнцем, бензином.

Уже тогда папа выпивал. Я помню несколько эпизодов, которые меня сильно напугали. Помню совсем отрывисто, но, по ощущениям, было там что-то такое, что ребенку видеть не следовало. Один из таких эпизодов – папа лежит под новогодней елкой, и мне очень-очень страшно. С тех пор я боялась оставаться с ним дома одна, хотя мама обещала, что больше этого не повторится. Помню, как в периоды безденежья (а они у нас были частыми, скорее даже постоянными) он покупал в аптеке настойку овса, «овсянку», и пил ее. Папа никогда не уходил в запои. Но выпивал каждый день. И становился мерзеньким, прилипчивым, с дурацкими противными шутками и интонациями. Мне это очень не нравилось.

К каждому своему шраму я подхожу с точки зрения: что я могу из тебя сделать? Как я могу тебя использовать? Что я могу из тебя создать? Это очень помогает.

#ЗАМЕТКИНАПОЛЯХ

Мама как-то сглаживала все подобные ситуации, стабилизировала и, думаю, довольно часто удерживала его от потери человеческого лица.

Помимо теплого папы, папы-тигры, папы-сони-посолони и папы пьющего был еще один папа. Холодный, мрачный, закрытый. При нем нельзя было шуметь, баловаться, играть, его нельзя было беспокоить. И чем взрослее я становилась, тем больше в моей жизни оказывалось папы пьяного и папы холодного, а папа теплый куда-то исчезал.

Алкоголь деформирует личность человека. Это не сказка, это не страшилка, это реальность. Не обязательно пить под забором с бомжами и не просыхать неделями, чтобы терять связь с реальностью и становиться совсем другим человеком. Я не просто читала об этом в книгах или изучала на семинарах. Я видела это своими глазами. Видела, как интеллектуальный, умный, начитанный, тонкий, безумно талантливый и красивый человек превращается в гнусное, мерзкое, отталкивающее существо.

Не помню, когда точно прервалась связь между мной и папой. Думаю, он не выдержал моего взросления. Ведь у меня появлялось мнение, появлялись другие люди в жизни, и мальчики в том числе, мне хотелось слушать разную музыку, а не только то, что нравится отцу. За все это я стала подвергаться унижениям. Папа обзывал меня, жестко критиковал любой мой выбор, говорил, что у меня нет вкуса, нет мозгов, что друзья мои – убогие раздолбаи и т. д. В выражениях он себя не ограничивал.

Все стало совсем плохо с уходом мамы. Ее страшная, неожиданная смерть разрушила и семью, и нас всех. Каждого по-своему.

У меня до сих пор много вопросов к мирозданию по этому поводу. Хотя я уже достаточно много знаю про мир, его базовую несправедливость, но в моей голове никак не укладывается, как можно «забрать» мать троих детей, забрать столь ужасной смертью.

Моя мама сгорела. Сгорела в нашей квартире, где шел ремонт. Я, папа, мой младший брат (10 лет) и моя сестра (1,5 года) в тот момент были в деревне. Отец полностью поседел за те двадцать часов, что мы добирались из поселка Вологодской области в Питер.

Они с мамой очень любили друг друга. Безусловно, ввиду папиной зависимости и психологических особенностей моих родителей любовь была жестко созависимой. Но обесценивать их нежность, привязанность друг к другу, мамину веру в папу и его восхищение ею было бы неправильно.

Говорят, что каждому дается по силам. Так вот нет. Люди ломаются под тяжестью горя. Люди не выдерживают. С момента смерти мамы папа постепенно стал превращаться в монстра.

Алкоголя стало больше. Гораздо больше. Если раньше эпизоды с потерей человеческого облика были редкими, то теперь они стали ежедневной реальностью нашей жизни. Я знаю, что ему было невыносимо. Невыносимо без нее, невыносимо от своей беспомощности, невыносимо от необходимости справляться с тремя детьми и с собой. Но и то, что он выбрал именно такой путь, я простить не могу.