Он поднимает голову и упирается в меня странным взглядом. Вздыхает и начинает тихо говорить:
— Я думаю, она пропала из-за Кости. Не в смысле, что он что-то сделал с ней, а … Черт! — Он встает и начинает ходить туда-сюда.
Тревога растет во мне с невероятной скоростью. Живот ноет.
— В тот вечер я пошел в подвал за новой порцией углей. А когда вышел, услышал разговор Насти и Кости за домом. Это даже разговором не назвать. Костя тихо уговаривал ее уехать, а Настя шипела и сыпала такими ругательствами, что пьяные бомжи позавидуют. Я был в шоке: ты же знаешь свою сестру. Для нее даже слово «жопа» — страшное ругательство.
— Так. — Я судорожно соображаю, теребя карман на штанах. — Настя что-то говорила? Должна была быть веская причина.
Мирон поворачивается ко мне спиной и взлохмачивает волосы.
— Она и была, Инга — Костя ее изнасиловал.
Если бы Мирон сейчас повернулся, схватил со стола ноутбук и с размаху ударил меня им по лицу, я была бы менее шокирована.
Хлопаю глазами и открываю рот. Мне не хватает воздуха, легкие как будто захлопнулись.
— Ты что несешь? — Шепчу. — Мирон, посмотри на меня. Мирон, что ты несешь? — Повторяю снова, как будто он сможет повернутся и стереть жуткий осадок, оставленный последней фразой.
Мирон подходит и снова садится на диван. Его лицо страдальчески морщится.
— Я говорю тебе то, что слышал. Она сказала: «Ты мне жизнь сломал в тот чертов вечер, тварь». Это произошло на праздновании Настиной помолвки. Точнее не скажу, меня там не было, я улетал на фестиваль.
— Но эта ее фраза еще ничего не значит!
Не мог Костя совершить подобное. Просто не мог. Я разбираюсь в людях.
— Инга, это было понятно из ее дальнейших слов. Позволь, я не буду тебе их передавать. Хочешь, спроси Костю сама, но будь с ним осторожна.
— Мира знает?
— Точно нет. — Он качает головой. — Она никогда не умела хранить секреты. Не думаю, что Настя сказала хоть кому-нибудь об этом. Даже ты была не в курсе.
— И после услышанного ты продолжил общаться с Костей?
— Нет, с чего ты взяла? — Он удивленно поднимает брови.
Я делаю новый глоток уже остывшего кофе. Во рту сухо, как в долине Смерти. Пальцы продолжают подрагивать. Зажимаю ладони между коленей и тихонько покачиваюсь.
— Почему ты ничего не сказал полиции? Это могло помочь в поисках. — Вонзаюсь глазами в Мирона.
Если бы взглядом можно было бы испепелять, то от него бы осталась лишь кучка пепла.
— Каким образом помочь в поисках, Инга? — Он повышает голос. — Это, во-первых. А, во-вторых, где доказательства? Да и до отца бы дошло, что меня на допросы таскают. Зачем создавать ему неудобства?
У меня нет слов! Просто нет слов!
— Ты хотя бы сам понимаешь, как это звучит со стороны? Какой ты после этого на хрен друг?
— Инга, я рассказал тебе правду, что ты еще хочешь?
Парадная дверь открывается, и внутрь заходит девушка с фиолетовыми волосами.
— Привет! — Говорит весело. — У вас ко мне запись? — С любопытством смотрит на меня.
— Нет, я уже ухожу. — Натягиваю куртку и молча иду к двери.
— Инга, — Мирон нагоняет меня и хватает за плечо, — мне жаль, что тебе пришлось пройти через все это в твоем возрасте. Все будет хорошо, я уверен.
— Пока, спасибо за кофе.
Выскакиваю на улицу. У меня кружится голова. Мысли взбесились. События перебивают друг друга в памяти.
Господи, Господи! Если это правда, почему она ничего не сказала? Почему не пришла ко мне? Глаза печет, но слез нет.
Перебегаю через дорогу и подлетаю к черной машине моих сопровождающих. Открываю заднюю дверь и без спроса сажусь в машину. «Мои ребятки» одновременно поворачиваются ко мне с выражением крайнего удивления.
— Отвезите меня домой. Срочно! — Громко захлопываю за собой дверь.
Мирон не прав: мне не пришлось через все это пройти. Я все еще иду, возможно, даже блуждаю в начале пути.
15
Мы все думаем, что по-настоящему страшные события обойдут нас стороной. В теории мы готовы к потере близких, ведь все когда-нибудь умрем, но при этом мы свято верим, что это произойдет так нескоро, что почти не с нами.
Мы совсем не думаем об этом, пока работаем, влюбляемся, плачем из-за украденного кошелька или раздражаемся из-за давки в метро. Мы готовы к абстрактному горю, но никогда не будем готовы к настоящему. Оно всегда застает врасплох.
Машина въезжает во двор. Я бросаю комканные слова благодарности и бегу к подъезду.
Мысли не затихают даже на бегу. Ну, не мог Костя так поступить. Но зачем Мирону врать? У него нет личной выгоды в этом деле. Он просто остался стоять в стороне равнодушным свидетелем.
«А что, если смог? Он уже один раз обманул тебя», — нашептывает мне внутренний голос.
Если Костя и правда … сделал это, то Настя могла ему отомстить. Бегу по лестнице, не чувствуя зловонного запаха и не замечая матерных надписей на стенах. Получается, она знала, что есть у Кости в машине, потому что первым делом обыскали именно его машину. Выходит, Костю не подставили, а это значит, что …
— Господи, за что мне все это? — Причитаю вслух, как древняя старушка.
Я определенно не в себе. Наверное, у меня помутился рассудок, или у разума сорвало тормоза, иначе как объяснить мое поведение?