Девочка со свечкой (СИ)

— Нашла? — Его глаза блестят в ожидании ответа.

— Нашла… она погибла из-за плохих людей. — Вру я плохо, а дети всегда чувствуют неправду. Антошкины глаза тут же наполняются слезами, и у меня сжимается сердце.

— Не плачь, с Настей все будет хорошо. — Глажу его щеку. — Она теперь живет на небе.

Я сама очень сильно стараюсь верить в это.

— А плохих людей накажут? — Он вытирает нос рукавом куртки.

— Конечно, а как же. Пойдем, суп поедим.

— Фу.

— Тогда, может быть, пирожков?

— С вишней.

— С вишней, так с вишней.

Мы идем к забегаловке у дома. Я покупаю пирожки и черный чай, себе беру кофе. Мы садимся за пластиковый стол у окна. Антошка с удовольствием налегает на пирожки.

— Аккуратно, не обожгись. — Снимаю с него шапку — голова чистая. — А ты чего такой красивый?

— Бабушка Лена куртку купила. — Он отодвигается от стола, демонстрируя обновку. — Она теперь с нами живет, и мама совсем не пьет, представляешь?

— Здорово.

«Господи, пусть Наташа завяжет и займётся ребенком».

Закончив с пирожками, мы медленно бредем домой. Здесь идти-то два шага, но на улице так красиво и тихо, что хочется растянуть прогулку.

У моего подъезда стоит машина Федорцова. Сердце дергается в груди и ускоряет свой бег. Дверь со стороны водителя открывается, и Марк выходит наружу. Такой красивый, в сером пальто нараспашку. Радость от встречи быстро сменяет страх. Что мне теперь делать? Как вести себя с ним?

Он хмуро смотрит на нас.

У Антошки, в отличие от меня, нет проблем в общении с Марком: он срывается и несется к нему навстречу. Марк гладит его по голове, достает из машины букет белых тюльпанов и коробку конфет, которую вручает Антошке. Он от радости подпрыгивает на месте, потом видит в окно бабушку и несется к подъезду.

— Пока, Инга! — Кричит на бегу.

Я машу ему рукой и несмело подхожу к Федорцову. Он молча протягивает мне букет.

— Спасибо.

— Конфеты тоже были тебе, но, сама понимаешь…

Я прячу в бутонах улыбку. Увесистый букет, пахнет весной. Чувствую такое облегчение и тепло от присутствия Марка, и в тоже время горький привкус прошедших дней.

Сейчас передо мной тот холодный, немногословный, сердитый Марк Николаевич, которого я знала с подросткового возраста.

— Пригласишь? — Он поднимает глаза на мои окна.

Его вопрос звучит больше, как утверждение. Он не сомневается в том, что попадет в мою квартиру.

— Кофе только растворимый. — Вру я.

— Переживу.

Мы поднимаемся по лестнице в давящем молчании. Он сверлит взглядом мою спину. Она вот-вот задымится. В квартире Федорцов снимает пальто и по-хозяйски определяет его на крючок. Осматривает коробки и чемоданы в прихожей.

— Сбегаешь?

— Расхламляюсь.

Не дожидаясь приглашения, Марк проходит на кухню.

Я иду в ванную. Свою единственную вазу я разбила, да и не поместились бы в нее цветы: беру пластиковое ведро и определяю в него букет. Оставляю прямо на полу. Иду на кухню.

Марк стоит у окна, как в тот день, когда он приехал за мной. На плите уже греется чайник. На Федорцове простые черные брюки и водолазка, подчеркивающая фигуру. Он мрачно осматривает меня с головы до ног, потом садится за стол и кладет ногу на ногу.

— Ну, рассказывай, что это за подростковые выходки?

— Ты о чем?

— Не валяй дурочку, Инга, тебе не идет. — Он постукивает пальцами по столу.

Злится.

Я тоже сажусь за стол напротив него.

— Марк, я благодарна тебе за все… — Начинаю я, но он перебивает.

— Как ты думаешь, я чувствовал себя, когда вернулся с работы и не обнаружил ни тебя, ни твоих вещей. Ты даже записки не удосужилась оставить. Что я испытал в этот момент? Ответь мне.

— Марк, просто…

— Что просто? — Он раздувает ноздри.

С него слетает напускная холодность, и он возвращается к себе прежнему.

— Ты дашь мне сказать или нет? — Злюсь я и после небольшой паузы продолжаю. — Как, скажи на милость, нам с тобой жить дальше? Аня виновата в смерти Насти. Ты осознаешь всю чудовищность ситуации, Марк? Как мы будем с этим жить. Она твоя сестра и никуда не денется. Вечное напоминание человеческой подлости и алчности.

— Аня не я. Почему я должен нести ответственность за ее поступки? Так же, как мы с тобой не можем нести ответственность за поступок Насти. Украсть компромат — был ее выбор, какими бы принципами она не руководствовалась. Мне тоже плохо, но мы не можем повлиять на прошлое. Теперь есть я и ты. И я был уверен, что мы со всем справимся.

Я тру лицо и снова смотрю в его глаза.

— Между нами пропасть — кто ты и кто я? — Мой голос все-таки срывается. Я делаю судорожный вдох. — Я для тебя просто напоминание о Насте. Я знаю, что ты любил ее. Она всегда будет стоять между нами. И я всегда буду задаваться вопросом: ты видишь во мне ее или меня?

— Инга, что за чушь ты несешь? — Между его бровей появляется уже знакомая, нервная морщинка. — Ты правда думаешь, что я не способен понять, кого я люблю? Я говорил тебе, что прошлое для меня остается в прошлом. Вы вообще с ней не похожи: ты непоследовательная, вспыльчивая, дерзкая. И это я тоже люблю в тебе.

— Ты правда…

Он кивает.

— Я люблю тебя, Инга. — Марк не отводит глаз и не моргает, смотрит мне в самое сердце, а я начинаю реветь, закрывшись ладонями.