Я, повинуясь безотчетному порыву, вскочила на ноги, закрыла глаза и странным образом сложила руки перед собой, словно в какую-то древнюю мудру, назначение которой не знала. Но отчетливо ощущала, как по телу побежала энергия. Теплая, переливающаяся, словно вода в лучах солнца. Эта энергия выплеснулась из меня, бросилась на сгусток черной энергии и развеяла ее без остатка.
— Да? — повторяю одно и то же, в третий раз за минуту.
— Ты что-то знаешь об этом? — навостряет уши Кристиан.
— Что? Нет, конечно, откуда?
— А узнала что-нибудь про то, что могло случиться с Демидом?
Я хмурюсь.
— Нет, ничего. Но даже если бы и узнала, я бы тебе не рассказала. И ты прекрасно знаешь, почему.
— Не расстраивайся так, — беззаботно отмахивается Кристиан, — он сам сделал свой выбор. Что бы тебе не наплела Лейла, ты тут ни при чем. Наоборот, можешь расслабиться и жить полной жизнью. На совете ты всех впечатлила, у Витторио рука так и не восстановилась, хотя обычно это дело пары дней. Так что, никто к тебе сейчас не сунется.
— Обнадеживающе.
Мы молчим пару минут.
Не знаю, о чем думает Кристиан, я лишь борюсь с желанием убить его за эти слова. Живи, будто ничего не произошло.
Хотя за что его убивать. Еще недавно я сама только и мечтала о том, чтобы Демид провалился в ад.
И вот это произошло.
И что?
А то, что не получится у меня расслабиться и наслаждаться. Не получится, как ни крути. Вот когда Демид вернется, тогда да. И пошлю его и расслаблюсь. Но не раньше.
— Слушай, — спрашиваю у Кристиана, — а у тебя нет связей в какой-нибудь больнице? Хочу уйти из универа и устроиться на работу, но туда без диплома медицинского не берут.
— Ульяна, не могу поверить ушам. Ты что, решила растратить все свои способности впустую?
— Впустую? Иди ты нахрен, Кристиан! Это с вами я тратила их впустую.
— Ладно, ладно, не кипятись. Есть у меня связи, уж для тебя расстараюсь, устрою. Но помогать людишкам, это же так мелко для твоего уровня…
— Тебя послать еще раз?
Мы доезжаем до общаги, и я выскакиваю из машины, не считая нужным проститься с Кристианом, так он меня разозлил.
Но на следующий день мне с самого утра звонит какая-то женщина, представляется администратором отделения травматологии детского госпиталя и предлагает прийти к ним на собеседование.
Я собираюсь в рекордные сроки и несусь по указанному адресу.
А дальше… меня оформляют, не успеваю и глазом моргнуть. А потом мне уже некогда думать ни о чем. Я целый день, пока не остаюсь совсем без сил, обретаюсь в приемном покое, и с уверенностью могу сказать, что день прожит не зря.
Два острых аппендицита после моего осмотра превращаются в кишечные колики, которые, впрочем, тут же перестают беспокоить детей и их выдают на руки счастливым родителям.
Два сложнейших закрытых перелома оказываются с моей руки легкими ушибами и вывихами.
Примерно трое суток я провожу в больнице, с перерывами лишь на сон и на чтение очередных книг, которые прихватила с собой с разрешения Усманова-старшего. Несколько раз звоню маме Демида, чтобы узнать, не появлялся ли он.
На четвертые сутки я снова успешно справляюсь с мелкими детскими травмами, а потом, уже под вечер, к нам в отделение привозят мальчика лет семи.
Он без сознания и в ужасном состоянии после автомобильной аварии.
На отца, который в момент столкновения находился за рулем, но отделался всего лишь легким испугом и переломом руки, тогда как ребенок оказался при смерти, жалко смотреть. Он плачет. Он повторяет снова и снова, что тот автомобиль вылетел так неожиданно, что он не смог ничего сделать.
Я рвусь к ребенку, еле сдерживая волнение.
И едва мне удается подойти к мальчику, под видом медсестры, которая, вместе с бригадой, готовит ребенка к экстренной операции, как понимаю, он умирает. Даже удивительно, что его вообще смогли довезти до больницы. Легкие повреждены слишком сильно, он едва дышит. Сердцебиение слабое и с перебоями, пульс почти не прощупывается.
Я тут же концентрируюсь и осторожно кладу одну из ладоней на впалую грудь мальчика. Вторую располагаю в области сердца. И отдаю ему всю свою энергию, какую могу.
— Так, что здесь происходит? Срочно дорогу, дорогу! — раздается мужской голос.
— Федор Константинович, все готово к операции, — отвечает женский.
С приходом хирурга начинается суета, а меня просят отойти от ребенка и встать на расстоянии вытянутой руки.
Я отхожу дальше, к стеночке, потому что ноги не держат. Я полностью без сил из-за того, что лишилась энергии и от волнения, успею ли до того, как меня прогонят. Успела. Теперь я точно знаю, что с мальчиком все будет хорошо и он выживет.
— Не понимаю, — бормочет хирург, — мне сказали, состояние критическое. Но все показатели в норме и…
Дальше я не слушаю.
Выхожу из палаты и иду в сторону выхода из больницы.
На сегодня все, но я обязательно приду сюда завтра.
— Вы там были, что с ним? Что с ним?
На меня набрасывается отец мальчика и больно хватает трясущимися руками за локоть.
— Все будет хорошо, не волнуйтесь. Присядьте и просто подождите.