Он отталкивает меня, как надоедливую мошку. Я врезаюсь в шест, чувствуя полуобнаженной задницей прохладу металла. Затем садится снова перед музыкальным центром и начинает перебирать треки.
Ему плевать. Ну, разумеется, он не понимает. Если я не соглашаюсь с чем-то, тебе плевать.
– Нина. Ты живешь достаточно фривольно. Ни в чем не нуждаешься. Делаешь все, что хочешь. Или я не прав?
– Прав, – выдыхаю, но это не имеет значения, когда ты не ценишь мои желания. В голове-то легко произнести, а как в лицо сказать? Даже спине.
– Я был уверен, что мы нашли общий язык. Я лишь просил, когда мне надо – не перечить. Не переходить грань. Сегодня ты ее перешла.
– Но выступление! Как теперь школа. Я же любила танцевать! Оля! Она классная! Стала мне подругой. Что она теперь подумает.
– Единственное мнение, которое тебя должно беспокоить, это мое! – пронзает он меня ледяным голосом. Выбирает медленный, протяжный трек и встает.
– Это нечестно…
– Ты говорила, что любишь меня.
– Люблю, – киваю, сжимаюсь, когда он ставит ногу в мою сторону. Потом вторую. Потом душит тем, что буквально закрывает свет всем своим громадным телом. Хватаюсь руками за шест, имея яростное желание слиться с ним воедино. Но Борис не дал бы. Это не в его характере, упускать то, что ему нужно. А я нужна, пусть и до сих пор не понимаю зачем.
– Мне кажется, ты ещё не совсем понимаешь, что такое любовь…
– Мне кажется, ты не поймёшь это никогда, – режу словом и захлопываю рот, не веря, что это сказала. Надерзила? Серьезно.
Лицо Бориса не меняется, но вена на виске начинает активно пульсировать. А пока я на это смотрю, не успеваю заметить, как он схватил мои волосы. Только когда он оттягивает их до жгучей боли.
– А кто сказал, что это мне нужно? – шипит он мне в губы и, выгибая мою шею, впечатывается в них. Яростно. Дико. Неистово. Так, словно наказывает. Бьет языком язык как хлыстом. Он никогда меня не ударит, это я поняла уже. Но порой наказание моральное бывает гораздо жестче. Особенно, когда тело уже предательски дрожит от подобного отношения. Неправильного. Безнравственного. Когда мужчина не дает женщине даже отдышаться, продолжая насиловать рот. Насиловать чувства, что уже бушуют кровью в теле. Сжигают дотла. И сколько не сопротивляйся, все равно не сможешь противостоять жажде принадлежать ему. Вот и я униженно хныкаю в рот, обнимаю его за плечи, чувствуя, насколько влажной от пота стала рубашка, столько же влажной, как у меня между ног. Господи, останови его. Я противостоять должна, а не о член его тереться в ожидании продолжения. Развязки, что сведет меня с ума.
Но Борис сам все решает. Слышу пряжку ремня, и все тело струной натягивается. Не верю. Не будет он делать мне больно.
Открываю глаза шире, когда он отходит от меня, держа в руке ремень, и кивает на шест позади меня. Зачем он так его держит. Какие желания бродят в его голове.
– Убеди меня, что эта школа должна работать.
– Что? – сглатываю я, пялясь то на ремень, то Борису в напряженное лицо. – Но как?
– Ну, Нина. Не я учился танцевать в этом храме разврата.
И эти его слова звоном колокола отдаются в мозгу. Двоякие, говорящие не только о танцах, но и другой, более интимной стороне моей жизни. Нашей с ним жизни.
Борис отходит все дальше, садится в кресло и кладет ремень себе на обтянутое тканью бедро.
– Танцуй, Нина.
Я киваю, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. От страха. От омерзения, что я должна подчиниться как танцовщица в клубе.
Но я сама виновата. Наверное… Поэтому ничего не могу придумать, как поднять руки к шесту, сесть в максимальное плие с раздвинутыми ногами и поскользить обратно. Где я совершаю ошибку? Почему не могу научиться высказывать свои желания. А главное, добиваться их исполнения. Ведь я нужна ему. Пусть это и самонадеянно. Пусть это лишь фантазия. Но я нужна ему как воздух. И я без него не смогу дышать.
Обхожу шест, лаская его рукой, как член и выгибаюсь волной и вижу, как Борис стискивает ремень сильнее, как вены на руках выделяются все больше.
– Сними все. Тебе некого стесняться, – слышу бархатный баритон и замираю.
– Я не танцую голой, – слышу со стороны свой голос и не могу поверить, что этот писк принадлежит мне.
– Сегодня будешь.
Вот так. Бескомпромиссно. Напоминая мне, что Борис не просто любимый мужчина. Он чудовище, которому противоречить нельзя. И я делаю все, как он хочет. Снимаю лифчик. Снимаю трусики, оставаясь трепетно обнаженной. Не только телом, но и чувствами. Начинаю танцевать под его немигающим взглядом. Стараюсь выполнить все движения идеально. И я пытаюсь найти в себе силы прекратить, но тело словно само стремится выполнить любую команду Бориса. Угодить его желаниям. И пытаться противиться удовольствию, что я от этого получаю.
Лишь то, что я была обнажена, причиняло легкий дискомфорт. И, конечно, взгляд Бориса, которым он буквально меня сжигает заживо.
– Иди сюда, – слышу рык и спрыгиваю с шеста. Делаю шаг, но снова голос: – На коленях.
И я стою долго – почти минуту – не зная, как мне поступить. Но под давлением мужской, грубой энергетики прогибаюсь. Спустилась на пол и поползла.