Девочка, ты попала

Делаю несколько глубоких вдохов и только после заставляю себя спуститься на первый этаж. На улице оказывается довольно солнечно, но я натягиваю на ладони рукава от кофты, ощущая, как по телу проходит морозный холодок. Кирилл заприметив меня машет рукой и поднимается с лавки. Его губы растягиваются в улыбке, а под черную футболку проникает ветер, заставляя ее раздуваться, словно шарик.

— Привет, — здоровается он первым, подходя ближе.

Я молча смотрю на него, поджимая губы. Если бы с ним что-то случилось, если бы его не выпустили из тюрьмы, не пережила бы. Моя жизнь итак сплошное разочарование, в ней только Кирилл смог создать что-то хорошее, он будто снял мои очки и показал, как красиво бывает небо после дождя. К глазам подступают слезы, приходится несколько раз моргнуть, чтобы не расплакаться.

— Ну не злись, Ди, — вздыхает Кирилл, протягивая руку. И прежде, чем он дотрагивается до моей ладони, я встаю на носочки и обхватываю его вокруг шеи. Утыкаюсь носом в плечо, вдыхая давно знакомый аромат бергамота с мандарином. Он буквально пропитывает меня, возвращает хорошее настроение.

— Больше так никогда не делай, — шепчу ему на ухо, прижимаясь настолько сильно, словно если отпущу, задохнусь.

— Не могу обещать, — устало отвечает Кирилл.

Он берет мое лицо в свои ладони, какое-то время просто заглядывает в мои глаза, будто пытается там увидеть что-то, о чем я и сама не догадываюсь. Затем просто наклоняется и коротко, безумно нежно целует мои губы. В груди простреливает от нашей близости и в то же время, я словно медленно сгораю, зажигаемая чужим пламенем. Это поцелуй утешения, благодарности и надежды, что впереди только хорошее, а вместе мы обязательно справимся.

— Я скучала, — шепчу ему в губы, когда он перестает меня целовать.

— Я тоже, — мягко говорит Кир.

Беркутов берет меня за руку, переплетая наши пальцы, и тянет за собой в сторону дороги. Я не спрашиваю, куда мы идем, просто следую за ним, ощущая себя в безопасности. Рядом с ним мне ничего не страшно.

— Насчет Дэна не волнуйся, — спешно сообщает Кирилл, останавливаясь у дороги. Мы ждем пока загорится зеленый и только после переходим перекресток в потоке толпы.

— Я волнуюсь не за него, а за тебя. Как… все прошло? — за это время, что Кир отсутствовал, мы ни разу не созвонились. Вернее, я звонила ему, но Беркутов сбрасывался. Он писал мне сообщения, что пока занят, и в итоге вместо звонка — пришел лично.

Кирилл сворачивает на набережную и замедляет шаг. Мимо нас проезжает парень на велосипеде с желтым рюкзаком с доставкой еды, группа студентов громко обсуждают какой-то экзамен. Мир никто не ставит на паузу, когда у кого-то вдруг происходит катастрофа в жизни.

— Кирилл, — мы ровняемся, и я крепче сжимаю его руку.

— Все хорошо, отец откупил, — сухо отзывается Беркутов так, словно стыдится правды.

— Слава богу, — выдыхаю облегченно я.

— А хочешь сладкую вату? — спрашивает вдруг Кирилл, показывая на голубой вагончик в паре метров от нас.

— Хочу! — соглашаюсь неожиданно я.

И мы идем туда, смотрим, как сахарная пудра превращается в воздушное облако из детства. Я с нетерпением переминаюсь с ноги на ногу, а потом замечаю маленькую девочку, которая ругается с мамой. Она убегает и садится на лавку, по щекам ее идут слезы. Мое настроение тут же меняется, потому что в этой девочке я вижу себя.

— Что с тобой? — спрашивает Кир, заметив, как потухли мои глаза.

— Мой отец… — я качаю головой, не желая вспоминать, как в детстве он ударил меня, как запретил заниматься танцами и отобрал мечту. — Знаешь, а я ведь как-то гуляла с мамой, поругалась с ней и вот так же сидела на лавке, утирая слезы.

— Не удивлен, — Кирилл расплачивается и дает мне облако на палочке. Я отрываю кусочек, закидывая его в рот. Приятная сладость ласкает мои вкусовые рецепторы, словно возвращая в детстве, не особо радостное…

— А мне как-то мальчик подарил вот такое же облако сладкой ваты, — вспоминаю я случай, рассматривая вату.

— В парке? — интересуется он, с любопытством разглядывая меня.

— Угу. Знаешь, он мне предложил вату и сказал, что сладкое заставляет улыбаться.

— Серьезно? — на губах Кирилла появляется усмешка, а уже через пару секунд он начинает смеяться в голос.

— Эй! — обижаюсь я, ущипнув его за бок. Уже даже думаю, может зря рассказала, хотя вроде ничего такого странного или глупого в этом рассказе нет. Мне было лет девять или десять, я уже не помню точную цифру. Дети в этом возрасте готовы принимать подобное за чистую монету, особенно от других детей.

— Не смей смеяться! Тот мальчик был хорошим! — бурчу я, и кладу большой кусок ваты в рот.

— Еще скажи, что он тебе понравился, — сквозь смех уточняет Беркутов.

— А если и да, — поглядываю боковым зрением на него. — Он был милый и улыбка была у него красивая.

Кирилл неожиданно перестает улыбаться, его лицо приобретает серьезность.

— Ди, — он кладет поверх моей руки свою, сжимая нашими пальцами палочку с ватой. Глаза в глаза, мой взгляд полон непонимания, его серьезности. — Больше никогда не плачь, иначе я тебя поцелую.