Девочка у моста

На обратном пути в Рейкьявик Конрауд пытался дозвониться до Марты, но она не ответила — возможно, у нее как раз была планерка. Он испытывал угрызения совести из-за того, что до сих пор не связался с бабушкой и дедушкой Данни, но заявиться к ним безо всякой информации у него не хватало духа, поэтому он надеялся узнать у Марты последние новости о расследовании. Вообще-то, встречаться с пожилой парой ему совсем не хотелось, но он понимал, что сделать это необходимо хотя бы из чувства долга. В таких ситуациях Конрауд всегда терялся — становился косноязычным и не мог подобрать слова участия и поддержки людям, которых практически не знал. Он даже не представлял, как начнет с ними диалог. Он подумал было заехать по дороге в цветочный магазин, но потом отказался от этой мысли: в конце концов для него это всего лишь визит вежливости, после которого какое бы то ни было общение между ними сойдет на нет, — по крайней мере со стороны Конрауда.

Потом он позвонил своему сыну Хугоу, который поинтересовался, не посидит ли Конрауд на следующей неделе с близнецами, пока они с женой будут в театре. Тот, разумеется, согласился — ему доставляло удовольствие возиться с внуками. Врач по профессии, Хугоу справился о здоровье отца. Конрауд ответил, что ни на что не жалуется. На том они и распрощались.

Марта перезвонила, когда Конрауд уже парковал машину возле дома родственников Данни, и осведомилась о причине его звонка. Он объяснил, что хотел выяснить, как продвигается расследование смерти девушки, но Марта сообщила, что расследование, строго говоря, еще и не начиналось: вскрытие только предстояло, а поиски Лаурюса Хинрикссона пока результатов не принесли. Единственное, что удалось выяснить, это то, что в последнее время ни его родственники, ни друзья с ним не встречались и никаких известий от него не получали. При попытке дозвониться до Лаурюса по зарегистрированному на него номеру, автоответчик сообщал, что в данный момент абонент не доступен.

— Тебе не кажется это странным? — спросил Конрауд. — То, что вы его до сих пор не нашли, я имею в виду.

— А что тут странного? — ответила Марта, которая, судя по раздававшимся из трубки причмокивающим звукам, устроила себе перекус. — Мы его всерьез-то пока и не искали. Куда он денется?

— А по поводу той партии наркотика, что девушка ввезла из-за границы, удалось что-то выяснить?

— Нет, возможно, она предназначалась для личного пользования — как бы банально это ни звучало. Но мы не исключаем и той версии, что у нее был заказчик.

— А о ее связи с Лаурюсом вы что-нибудь узнали? — задал очередной вопрос Конрауд. — Я собираюсь зайти к ее родственникам — может, есть что им передать?

— Я буду держать их в курсе, — устало вздохнула Марта. — Они звонят сюда беспрерывно.

Выключив мотор, Конрауд направился к дому. На пороге появился дедушка Данни, который пригласил его войти. Выглядел мужчина так, будто постарел на несколько лет. Его жена сидела в гостиной у стола, на котором были веером разложены фотографии из находившегося тут же семейного альбома. На снимках были изображены дочь и внучка пожилой пары. Многие из них были сделаны во время домашних праздников — дней рождения или Рождества — а также в зарубежных поездках, в копенгагенском парке Тиволи или на фоне Эйфелевой башни. Стоя на почтительном расстоянии, Конрауд переводил взгляд с одной фотографии на другую. На некоторых из них мать держала на руках маленькую Данни, и они обе счастливо улыбались.

Убитые горем супруги попросили Конрауда поподробнее рассказать о том, как он обнаружил девушку. Все еще глядя на снимки, он заговорил, подбирая слова так, чтобы хоть немного утешить пожилых людей: насколько он мог судить, смерть Данни не была мучительной — их внучка выглядела так, будто уснула и больше не проснулась. А на ее лице застыло умиротворенное выражение.

— Марта — та, что ведет расследование, — вам, конечно, говорила, что этот Лаурюс уже попадал в поле зрения полиции. Хулиган он известный… — продолжил Конрауд, не углубляясь в подробности о похождениях молодого человека.

— Это не он с Данни такое сотворил?

— Полиция считает, что она превысила дозу наркотика, — покачал головой Конрауд. — По крайней мере предварительная версия такая.

— Не понимаю, — произнесла женщина. — Она же вечно боялась всяких иголок — даже прививки не хотела делать.

— Видимо, когда человек пристрастился к наркотикам, ему уже никакие иголки не страшны, — заметил ее муж.

Они продолжили задавать Конрауду вопросы, на которые он, как мог, отвечал, но в конце концов все же отослал их к Марте, порекомендовав не опускать рук и периодически звонить в полицию, требуя более тщательного расследования.