Девочка в бурном море. Часть 1. Антошка

Антошка перевела недоумевающий взгляд с журналистки на маму. У мамы собрались веером смешинки у глаз, и она еле сдерживала их, чтобы они не разбежались по всему лицу.

— Вы понимаете меня? — спросила журналистка.

— Я понимаю, что вы говорите, но только у вас странное представление о нашей жизни. — Мама обняла Антошку за плечи, словно эта дядететя хотела отнять ее. — У нас никакой социализации нет.

— Отменили?

— Нет, у нас никогда ее не было.

— Странно, — передернула плечами журналистка. — Мы располагаем точными данными.

— Вероятно, из ненадежного источника, — высказала предположение мама.

— Из немецкого женского журнала.

— Я так и полагала.

Чтобы переменить разговор, журналистка спросила:

— Вы, как видно, интеллигентный человек. У вас есть профессия?

— Да, я врач, — ответила Елизавета Карповна.

— Врач? — удивилась дядететя. — Значит, у вас есть капиталы?

— Нет, — улыбнулась мама. — Когда я училась — получала от государства стипендию, немного зарабатывала уроками.

Дядететя прищурилась.

— Вы хотите сказать: за то, что вы учились, платили не вы, а платили вам?

— Вот именно. Я знаю, это удивляет многих иностранцев. В некоторых странах на врача нужно учиться десять лет и платить профессорам за лекции, за сдачу экзаменов, за пользование лабораториями, анатомичкой. Для этого надо быть состоятельным человеком.

— Благонадежный человек может получить ссуду в банке, — добавила журналистка.

— Я это знаю, — спокойно ответила мама. — За эту ссуду врачи расплачиваются всю жизнь и поэтому вынуждены брать большие деньги с пациентов.

— Вы хотите сказать, что берете с ваших пациентов меньше?

— Нет, в нашей стране лечение бесплатное.

Журналистка иронически улыбнулась.

— Я хотела вас спросить, что вы думаете об исходе войны, кто победит, но едва ли я получу от вас беспристрастный ответ, — заметила журналистка и сердито перечеркнула в блокноте все, что успела записать. — Так со мюккет![1] — с трудом раздвинула она в улыбке губы.

— Вар со гуд![2] — весело ответила мама.

Фру Седерблюм, видя, что гости собираются расходиться, взяла маленький поднос и стала обходить дам. Женщины раскрыли сумочки, доставали конверты.

— За каждый кусочек торта или кекса прошу оторвать сто граммов хлеба, — сказала хозяйка.

Все стали отрывать крохотные талончики на хлеб.

Антошка показала маме три пальца.

Одна дама забыла свои карточки дома и была очень смущена.

— Завтра мы увидимся с вами на выставке, — сказала она хозяйке, — и я непременно принесу.

Фру Седерблюм кивнула.

— И кстати, — обернулась к гостям дама, которая забыла карточки, — на выставке, говорят, будут представлены последние работы Его Величества. Каждое рюэ, которое выткал Его Величество, — это настоящее произведение искусства. Очень рекомендую посетить выставку. Вы будете очарованы.

Елизавета Карповна и Антошка распрощались и вышли на улицу.

Антошка глотнула свежего воздуха.

— Мама, что такое рюэ, которые делает король?

— Это яркие пушистые коврики из шерсти.

У ВИТРИНЫ

Мама с Антошкой спешили в пресс-бюро. Теперь они работают там каждый вечер.

Взявшись за руки, перешли сквер.

Швеция не воюет, но признаки войны, в оцеплении которой находится страна, видны повсюду. Бросаются в глаза белые щиты с синими стрелками, на которых чернеет слово «Шюцрум» — «Бомбоубежище». На углу каждого квартала под нарядными вывесками магазинов строгая синяя надпись: «Раппортстеле» — «Командный пункт противовоздушной обороны», и над ней мигает синяя лампочка, прикрытая сверху колпачком. Вдоль тротуаров, где всегда были яркие кусты роз, грядки тюльпанов и гвоздик, сейчас цветет белыми и сиреневыми цветами картошка. Все скверы завалены дровами.

По тротуарам цокают деревянными башмаками женщины.

Вышли на ярко освещенную Кунгсгатан. Вдоль улицы громыхают автомобили с уродливыми прицепами — газогенераторами — и с мешками дров и угля на крыше. У выхода из ресторана стоит дама в вечернем платье, рядом ее кавалер — грузный швед в цилиндре и во фраке; он открыл люк газогенератора, кочережкой помешивает угли. Летят золотые искры, и за ними вырываются синие языки пламени. На бензине ходят только дипломатические машины и даже к королевскому автомобилю прицеплен для видимости газогенератор.

У Швеции нет своей нефти, нет угля, газа, а морские пути блокированы войной. И ежедневно страна сжигает в топках заводов и паровозов, в газогенераторах автомобилей гектары леса. Война, в которой и не участвует Швеция, слизывает огненным языком роскошные тенистые леса, оставляя голые валуны, унылые пни.

И, как знак прошлого, довоенного времени, разноцветными огнями горит реклама. А небо над городом зияет черной пастью.