Девочка в бурном море

Дорога резко свернула налево. Миновав узкое скалистое ущелье, автобус спустился на холмистую равнину. Было начало марта, а холмы покрыты травой и темно-зеленым вереском, поблескивают зеркальца болот. Снова поворот налево, и вдруг открылось море — хмурое, мглистое. Облака низко клубились над водой, под ними вскипали белые гребни, свинцовые волны с грохотом катили на берег и здесь, словно теряя силы, сникали, распластывались и уползали обратно, оставляя извилистую гряду грязной пены.

Дорога шла теперь вдоль морского берега. Потянулись деревенские улицы с серыми каменными домами, обнесенными низкими оградами. Плодовые деревья, еще не украшенные ни цветами, ни зеленью, мокли под моросящим дождем. Но приближение весны чувствовалось и по теплой испарине земли, и по ярким кочкам новой травы на обочинах дороги, и по хлопотливому труду людей на полях. Весна в начале марта! А в Швеции еще метут метели, и в родной Москве тоже зима.

Автобус плавно катился по гладкому шоссе, как по взлетной дорожке. Мерный рокот мотора убаюкал Антошку, и, привалившись к плечу мамы, она заснула.

Проснулась от резкого толчка. Автобус остановился, чтобы пропустить на перекрестке людей.

Антошка не могла сообразить, что это. Впереди шагал оркестр, наигрывая на длинных волынках какой-то бравый мотив. За оркестром строем шли странно одетые молодые люди. Все в коротких клетчатых юбках, застегнутых на бедре огромной английской булавкой; распахнутые куртки не доходили до талии; через плечо, как скатка шинели, свернутый плед; на ногах толстые шерстяные чулки до колен и тяжелые башмаки. За плечом у каждого автомат.

— Мамочка, это что, киносъемка?

— Нет, — рассмеялась Елизавета Карповна, — это шотландские солдаты, королевская гвардия.

Антошка постаралась не рассмеяться: солдаты в юбках, на головах береты с перышками — это просто нельзя принять всерьез.

Сквозь серую завесу дождя стали проявляться, как на» фотопленке, силуэты высоких башен, церквей.

Въехали в Эдинбург — столицу Шотландии.

После скучных вересковых долин, торфяных болот, скалистых гор и бурливых речек город поразил роскошной растительностью. Город-парк. По прямой как стрела главной улице Принцес-стрит почти бесшумно катили двухэтажные красные трамваи, множество автомобилей. Высокие дома причудливой архитектуры, с балконами, выступами, башенками, колоннами выстроились стеной по одной стороне улицы, а другая сторона — сплошной парк — с памятниками, фонтанами, газонами, и за ним на мрачной высокой скале главенствовал над городом огромный замок, обнесенный крепостной стеной: древняя резиденция шотландских королей, свидетельница многих трагических событий.

Автобус остановился у какой-то замысловатой башни. Многоярусные готические ниши с орнаментами и фресками и шпили над ними — все устремилось ввысь, и сооружение казалось легким, кружевным, летящим. Под нижними сводами — беломраморная фигура старика, сидящего в глубоком раздумье. Монумент писателю Вальтеру Скотту.

Пассажиры автобуса вышли, чтобы почтить память знаменитого шотландца, автора многочисленных исторических романов, которыми сегодня увлекаются юные и взрослые читатели во всем мире.

Антошке захотелось вновь перечитать «Айвенго»; у нее было такое чувство, что теперь она лично познакомилась с писателем.

Рядом с грандиозным монументом Вальтеру Скотту — скромный памятник его современнику, великому поэту Шотландии Роберту Бернсу.

Почему же одному — такой величественный памятник, а второму — такой скромный?

Вальтер Скотт был сыном дворянина, Роберт Бернc — сыном безземельного крестьянина. Бернc заслужил не меньшего почета, но у него не было знатного происхождения.

Антошка вспомнила строфы из стихотворения Бернса «Джон — ячменное зерно»:

Так возгласим за Джона тост,

И пусть из рода в родНавек в Шотландии егоПотомство процветет!

Она знала, что в чемодане мамины любимые книжки — стихи Бернса, Есенина и Гейне. С ними мама никогда не расстается.

В парке работало много людей, они вскапывали грядки и сажали картошку. На рекламном щите у входа в парк изображены огромные красные помидоры, крупные клубни картофеля, пучки моркови, редиски и под ними призыв: «Копай ради победы!» Для цветов в газонах оставалось мало места, и цветы были больше символом-напоминанием о лучших временах, чем украшением города.

Автобус остановился у Северобританского вокзала. До вечера предстояло провести время в при-вокзальной гостинице. Ночным поездом они выедут в Лондон.

Швейцар предупредил, чтобы с наступлением темноты в номере были плотно зашторены окна и в случае тревоги погашено электричество. Война! Но воздушной тревоги давно уже не слыхали жители Эдинбурга. В городе не было видно разрушенных зданий. Только люди, копающие грядки «ради победы», грузовые машины с солдатами да плакаты на стенах: «Молчи, тебя слушает враг!» — напоминали о том, что идет война.