– Ну вот, я в тысячный раз пытаюсь объяснить тебе, дорогая подруга детства, что я страстно влюблен в тебя последние лет двадцать, а ты никак не хочешь… – он схватил мою руку, разжал пальцы и прижался горячими губами к ладони, навалившись на стол и глядя при этом мне в глаза.
– Только не со мной! – выдернула я руку и засмеялась. – Твои уловки, намеки и вздохи меня не проведут! Когда ты только успел научиться.
– Главное, где? На твоем чердаке.
– О! Я тебя больше не пущу.
– Ты хочешь, чтобы я таскался по городу, как школьник, или снимал грязные комнатки, кишащие тараканами, у старушек на часок-другой?
– Тогда, по крайней мере, я верну себе покой и тишину.
– Она орет как сумасшедшая! – Фибка в очередной раз навалился грудью на стол, так что звякнула посуда. – Кусается, царапается! – и захохотал во все горло, потом оттянул воротник свитера, демонстрируя красные полосы на груди.
– Зоопарк. Почему я все это тебе позволяю? – как можно спокойнее попыталась ответить я и принялась ковырять салат из моркови, который, если честно, терпеть не могу.
– Думаю, ты тоже влюблена в меня, только не хочешь признаться, – сказал самоуверенно Фибка, рискуя получить ложкой по лбу.
– Если бы это было правдой, я расцарапала бы тебе твою нахальную физиономию и пожаловалась мамочке.
– Ты, коварная! – рявкнул Фибка. – Только не мамочке!
– Она тебя перевоспитает:
Только с Фибкой я могу вот так дурачиться, чувствовать себя выпущенной из собственной шкуры. Мне иногда хочется бунта, пускай даже такого, какой предлагает Фибка. Ни одной Кукиной с их любовью к сплетням и доносам меня не испугать, когда рядом Домбровский.
Я по натуре страшная трусиха и сама никогда не решилась бы вести себя, как Фибка и многие его подружки. Фибке плевать, он никогда и нигде не скрывает своей свободы, любвеобильности и безнаказанности, что сражает наповал первокурсниц. Он обожает молоденьких, неискушенных овечек, наставляет их, учит терпеливо и не торопясь, если верить его байкам.
Он приехал, позвонил осторожно в дверь.
– Илья Зимин.
Вид у меня, наверно, довольно глупый, если он представляется еще раз, как старушке, страдающей склерозом и каждый раз спрашивающей: «Ты кто?»
– Я помню. У меня только с ушами не в порядке.
Не очень-то вежливо, но ведь я его в гости не звала. Возвращаешься домой с кошачьим скребом на душе, а тут – Золотой Мальчик во всем своем сиянии! Он явно приложил усилия, чтобы понравиться своей подружке Танюше. Черные свитер и брюки совершенно не выглядели на нем мрачно или траурно, наоборот, как нельзя лучше оттеняли его хорошо подстриженные ухоженные волосы. Слишком часто в последнее время я окружена чужими красивыми мужчинами, которым что-то от меня надо.
– С чем пожаловали? – спросила у него.
Он не отреагировал на мой сердитый тон, прошел в квартиру, положил на комод в прихожей ключи от машины и устроился в кресле. Он даже не взглянул на свое отражение в огромном зеркале, которое занимало стену напротив двери в коридор. Вот чудо! Павел не может пройти мимо зеркал, вечно любуется, как Нарцисс, своим отражением даже в витринах магазинов.
– Я говорил, что мне у вас нравится?
– Нет, но, судя по тому, как вы себя ведете…
У Танюши проблемы, а решать их нужно мне. Надо ехать на дачу и в очередной раз общаться с Валюшиными партнерами. Зачем мне все это? Почему она никак не может оставить меня в покое? Тяжело быть в «родстве» с непробиваемыми личностями.
– Будете ждать в машине, или отправитесь на кухню?
– Вы наверняка голодны! – осенило Зимина.
Очень предупредительно с его стороны – позаботиться о моем желудке.
– Уверен, как только вы поужинаете, все станет казаться не таким отвратительным, даже я. Признайтесь. Вы меня терпеть не можете.
– Признаюсь.
– Вот и славно, уже легче?
За что? Ну почему я должна терпеть его в собственном доме? Пока я переодевалась, Золотой Мальчик приготовил бутерброд из того, что нашлось в холодильнике, и, надо признать, сделал это весьма профессионально.
– Спасибо, – буркнула я. – А вы?
– Я уже ужинал.
Конечно, поэтому жизнь ему не кажется такой противной, даже от общения со мной.
– Так и будете сидеть и смотреть мне в рот?
– Простите, ухожу. Сам терпеть не могу, когда на меня смотрят.
Надо же, а мы, оказывается, тоже очень чувствительны! Он путешествует по моей квартире и с интересом рассматривает всевозможные безделушки, так не дающие спокойно жить Танюше.
– У вас потрясающая квартира! – воскликнул Зимин.