Танюша выслушала мою тираду, уточнила время и положила трубку. Хорошая девочка. Полли и моя мамочка все-таки недостаточно времени ей уделяли. Вежливо сказать «здравствуй – до свидания» даже врагу – первое дело. Правда, у меня самой это не всегда получается. Танюша – это нечто непредсказуемое или чересчур предсказуемое: я точно могу сказать, каким тоном будет она разговаривать и с кем и как все закончится. Со мною она не церемонится. Какие могут быть условности между родственниками? Я сказала «нет», она мне соответственно ответила. Очень в ее духе. Впрочем, сейчас трудно определить, что в чьем духе, поскольку сама я не соответствую высоким требованиям Мадам.
Я решила расслабиться, отдохнуть пред визитом в институт и забралась в благоухающую миндальным маслом ванну. День звонков и визитов? На Танюшу это не похоже, да вряд ли она примчится ради меня с дачи, бросив в самый ответственный момент подготовку и командование над нанятым на вечер персоналом. И звонок слишком деликатный, вкрадчивый.
– Илья Зимин, я помню, – сказала я, увидев его на пороге, ослепительного и слишком нереального, – простите, что встречаю в таком виде, но сегодня у меня неприемный день.
Он подошел ко мне совсем близко, наклонился и глубоко вдохнул воздух:
– Я бы с удовольствием провел ваш неприемный день там же, где и вы…
– Боюсь, это место совершенно не приспособлено для больших мужчин, – отступила я, чувствуя себя рядом с ним глупой и неуклюжей.
– И рыжих, – присовокупил он.
– Цвет, простите, не имеет никакого значения, – пожала я плечами. Невиданное нахальство: не прошло и получаса, а Танюша прислала свою палочку-выручалочку. Мне осталось только капитулировать, как я обычно делаю, уступая напорам Танюши, и сдаться. А ведь обещала себе тысячу раз не идти на поводу, запротестовать и героически выстоять под натиском Коняевых. Увы, человеческая натура слаба, моя особенно. И потом, иногда легче просто согласиться. Это я оправдываю свою очередную трусость перед назревающим скандалом. Еще недавно поносила на чем свет стоит баранью трусость собственных коллег, и вот нб тебе.
Выпроводить кузининого гонца невозможно: он выполняет свое обещание и просто обязан доставить меня на дачу. Он, естественно, в курсе, что нужно отметиться на Холериных именинах, поучаствовать в бесконечных разговорах «за жизнь», покивать одобрительно головой, слушая дифирамбы в честь первой леди нашего королевства.
Сейчас бы закутаться в теплый плед, забраться в любимое кресло и почитать давно отложенную книгу или просто послушать шелест дождя за окном.
– Кстати, пора уже перестать быть букой, – сказал он примирительно, – я не так плох, как вы себе придумали…
С чего он взял, что я себе что-то придумала?
– Как-то в голову не приходило, плохой вы или хороший, – защищаюсь я, а в животе много-много маленьких паучков царапаются своими лапками. – Но если это так волнует, буду считать вас… тебя своим другом. Или кузеном?
Он улыбается, а в глазах танцуют веселые чертики, и тыкается губами в мою щеку.
– Замечательно, вот и побратались, – киваю я и спасаюсь бегством в спальню.
Сердце глухо стучит, и я хватаюсь за горло, словно пытаюсь не дать ему выскочить. До чего же глупо устроены женщины! Не все, естественно, только те, что похожи на меня: не успела одного как следует позабыть, а уже от мысли о другом колени подкашиваются. Да еще о каком другом! Это не мой летун, порхающий от одной юбки к другой. У того все просто: je mehr, desto besser[22]. С Золотым Мальчиком значительно сложнее – здесь коллекцию собирают по принципу: чем сложнее, тем интереснее.
Ломать голову над туалетами – не моя привычка, достаточно того, что мамочка убивает уйму времени на мой гардероб, присылая вместе с пакетами и коробками длинный список, что с чем и куда. Ей все еще кажется, что я маленькая девочка, которой нужно постоянно стучать по спине, чтобы не сутулилась, напоминать про локти на столе и делать замечание за криво пришитый воротничок к форменному школьному платью. Я не отказываюсь от подарков и советов, тем более что не я живу в старой доброй Европе дольше, чем в родном отечестве, и знаю, что носят в этом сезоне в Париже или Милане. Приезжая на пару деньков, она морщится, глядя на витрины магазинов, и говорит: Schrecklich[23].
Ей виднее. Весь мой гардероб состоит из практичных и неброских вещей, глядя на которые даже непосвященный может сказать, что приобретались они явно не на вещевом рынке.
На сегодняшний вечер я приготовила совсем маленькое черное платье с длинными рукавами и совсем скромным вырезом, правда не настолько маленьким, чтобы закрыть один-единственный бриллиант, не дающий спать моей милой кузине. Подарок бабушки. А такие вещи не продаются, они остаются в семье до последнего. И финальный штрих, придающий окончательную уверенность в себе, – великолепные итальянские туфли, подарок Мадам. Мой выход, и фанфары вступают.