Девочка-война

Я распахиваю глаза и захлебываюсь в воспоминаниях, таких ярких и таких невыносимых. Боже, что же я натворила? Перед глазами от этой мысли тут же услужливо всплывает картинка, где я реву в туалетной кабинке клуба, желая только одного — любви сероглазого расписного мажора. На вот, блин, Агата, получи и распишись!

А дальше — больше. И хочется стонать в голос от своих вчерашних слов и поступков. О, черт, мне категорически нельзя пить! Я целовала его, трогала его, чуть девственность ему свою не подарила на блюдечке с золотой каемочкой.

Вот, Демид, бери и пользуйся, я же себя именно для тебя двадцать один год берегла.

Позорище! Пьяное, влюбленное до одури позорище!

Хорошо хоть душу свою перед ним не вывернула. А ведь я вчера была к этому близка, как никогда. Слава Богам, пронесло! А так бы все, точно можно было бы идти и топиться в Москве реке, сейчас же еще можно сделать морду кирпичом и потихонечку свалить домой.

Я осторожно, не делая резких движений, выковыряла себя из одеяла и из его объятий, а затем также медленно села на кровати. Хотя, не скорою, хотелось просто драпать отсюда со всех ног, вопя что-то типа «спасите, помогите», но я, сцепив зубы, приказывала себе быть хотя бы адекватной. Хотя бы…

— Далеко собралась? — его голос, бархатный и слегка хрипловатый, пробирает меня до костей, от чего-то заставляя бабочек в моем животе порхать и порхать…

От чего-то? П-ф-ф, Агата, ну не смеши ты бабушкины тапочки! Прям тайна века!

— Ага, — буквально выдавливаю я из себя, потому что сердце даже не колошматит в груди, оно гудит как трансформаторная будка, от слишком сильного волнения и смущения, — домой. Что-то я загостилась. Да и родители меня уже заждались.

Так, а где моя одежда?

И тут же я со всей силы впечаталась лицом в открытую ладонь. Боги, за что мне это все? И новая волна адского стыда накрыла меня с головой, при воспоминании, как Демид вчера раздевал меня, а потом наглаживал почти голую, в одних микроскопических кружевных труселях, которые толком и не скрывали ничего!

Решительно встала с постели, заметив свое платье и колготки, аккуратно сложенные на кресле, стоящем в углу комнаты. Но куда там? Меня тут же схватили за запястье и попытались затянуть обратно в постель. Ага-ага, бегу аж спотыкаюсь!

— А тебе не кажется, что сначала нам не мешало бы поговорить?

— Нет, мне не кажется, — это все на что меня хватило.

И тут же с силой выдернула свою руку из его жесткого хвата, бросаясь и хватая в охапку платье с колготками. Но стоило мне только повернуться, чтобы прямоходом двинуть в ванную комнату для переодевания, как я почти носом уперлась в голую грудь Громова.

— А мне кажется, что надо, — и он медленно разводит мои руки в стороны, отбирая у меня мои жалкие пожитки.

В одних боксерах стоит, ребята! Красивый как Бог! Все эти его мускулы и татуировки…Ну, так нечестно!

И вот где-то тут меня бомбануло! Потому что злость всегда бывает лучше таких деструктивных чувств, как смущение и эта распроклятая любовь.

— О, я не ослышалась, Демид? Тебя на разговоры потянуло? Ты больше месяца от меня шарахался как от прокаженной, а теперь вдруг снизошел до бесед задушевных? — я цедила свой яд, хотя мне и было больно признавать, что его игнор меня так сильно ранил. А плевать!

— Не ослышалась, — припечатал он меня и сделал шаг навстречу, а я тут же отступила, хотя и делать это было особо некуда.

— Знаешь, что, Демид?

— Что?

— Пошел ты знаешь куда?

— В баню? — улыбнулся он одними губами и сделал еще один шаг ко мне.

— В жопу!

— О, Малинка моя, ты такая…

— Великолепная?

— Великодушная!

О, с меня хватит! Он опять играет со мной в свои жестокие игры. Я пас! И я подныриваю под его руку, которой он уже уперся в стену с одной стороны от моего лица, и фактически бегу на выход. Да гори оно все синим пламенем! Я готова в одних трусах и его футболке отправится домой только не терпеть это все.

— Опять сбегаешь? — эти слова как нож в спину.

— Я? — я поворачиваюсь и в шоке смотрю на него, — Я опять сбегаю? — а дальше Остапа понесло, — Да это ты от меня месяц морозился, даже в сторону мою не смотрел!

— Смотрел! Я тебе больше скажу — я кроме тебя вообще и не видел ничего! — он рубанул рукой в воздухе, и я чуть было не потеряла суть разговора, засмотревшись на его великолепные восемь кубиков пресса и боксеры, что так ладно обтянули все стратегически важные места. Черт! Агата, прием! Как слышно?

— Ага, так смотрел, что даже с днем рождения меня не поздравил! — и эти слова вырвались из меня почти с жалобным всхлипом, потому что до сих пор мне было до боли обидно от его равнодушия.

— Да поздравил я тебя, Малинка моя! Медведь этот двухметровый и цветы, думаешь от кого были? — и глаза его умоляли поверить ему, понять и простить. А вот фигушки!

— Ничего я уже не думаю! Я из-за тебя Илью бросила, на той же неделе, как ты меня в машине…а ты…

Все, сейчас я начну рыдать и тогда пиши «пропало».

— Я просто ждал, когда ты сделаешь свой выбор!

— О, что серьезно? Месяц ждал? Странно как паутиной не покрылся!