Девочка-война

Вывалилась из подъезда на улицу и запрокинула голову к бесконечно равнодушному небу. Где-то там он обнимает свою Кариночку, целует ее, любит ее. По-настоящему! И плевать ему на меня, на ту, с которой можно только играть, давно растеряв азарт и только выжидая удобное время, чтобы нанести подлый удар в спину. Господи, меня сейчас стошнит от этой грязной правды!

Такси мигнуло фарами и я, словно ходячий труп, заставила себя передвигать ногами, а потом и сесть в автомобиль, глотая непрекращающийся поток слез. Боже, помоги мне!

И как насмешка над моей глупостью, наивностью и недальновидностью, телефон завозился в моей руке, а потом и улыбающееся фото Громова высветилось на экране. Ну что, видимо отвел душу с Кариночкой, навеселился и теперь приходится возвращаться к серой мышке Агате, как бы отвратительно это для него не было…

Не смогу с ним говорить, просто не смогу! Разрыдаюсь ведь и всю душу перед ним выверну, умоляя сказать за что же он так со мной? За что, Демид? Я же люблю, всем сердцем, на разрыв, даже сейчас, зная всю изнанку этой иллюзии, и не могу иначе…

Сердце мое глупое и ему, увы, не прикажешь!

Спешно вырубила телефон и согнулась в три погибели на заднем сидении такси, со всей дури прикусывая кулак, чтобы не орать от боли и не визжать от острого разочарования. А перед глазами четко и ярко стоят картинки его переписки с Ветровым и Пелех. Приклеились намертво, никогда не забыть, ничем не вытравить.

Домой влетела ураганом, благодаря небо хотя бы за то, что на пути мне не встретились родители, их и дома-то не было. Сочувствия я точно бы не выдержала. Грудную клетку нещадно выламывало отчаяние, беспощадное и бесконечно опустошающее, и на репите подсовывало мне воспоминания нашего лживого и от того уродливого прошлого.

Робкие прикосновения, жар наших тел, суматошное биение сердца и первый, казалось бы, сводящий с ума поцелуй, мой первый раз и слова любви — все это лишь часть жестокой игры. Ничего из этого у меня никогда и не было. Никогда…

Рука потянулась к кулону, что он подарил мне на Новый год и новая волна истерики затопила меня, да так сильно, что пришлось уткнуться головой в подушку. И орать беззвучно, как полудохлая рыба, выброшенная на берег жестокой реальности. Но не помогало, и я заплакала в голос, не понимая, как вообще смогу все это пережить и остаться собой.

И минуты сменялись минутами, складываясь в самый страшный отрезок моей жизни. А потом пришло четкое и ясное осознание: все — это конец! И внутри разлилась парализующая пустота. Больше не было слез, только блаженное отупение от понимания уже свершившейся катастрофы.

Где-то на задворках сознания еще скреблась в дверь маленькая, полудохлая надежда, умоляя дать Громову шанс, хоть что-то объяснить, хоть как-то оправдаться. Я старалась ее не слушать, но она так отчаянно просила меня об этом…

«Ведь нельзя же так врать! Нельзя так играть в любовь! Неужели ты так просто поверишь во все это? Неужели даже не попытаешься проверить, а правда ли все то, что ты увидела в тех переписках? Посмотри в его глаза, Агата, они скажут тебе все, что ты хочешь знать!»

И глупая девочка прислушалась к этим словам, нашла телефон и все-таки его включила. И тут же каскад сообщений о пропущенных звонках от «Любимого» разорвал мой гаджет, а следом поступил и очередной входящий вызов от него же:

— Малинка? — и меня передернуло от этого прозвища и удушливый дурман вновь окутал сознание. Нет, я должна дойти до конца. А потом вернуться обратно. Только так, иначе я никогда себя не прощу за малодушие.

— Прости, Дём, телефон сел, а родители меня срочно домой выдернули. Тут форс-мажор случился, потом расскажу, — на ходу сочиняла я, молясь, чтобы голос мой звучал бодро и непринужденно.

— Ну все нормально? — и беспокойство в его голосе резало по-живому.

— Да! Конечно! Все просто супер, — а внутри меня пустота. Все, нечему больше биться.

— Можно я приеду? — осторожно спрашивает и вздыхает, — Не хочу выходные без тебя.

Боже, я вообще без тебя не хочу! Ни жить. Ни дышать. Ни даже просто существовать в этом мире!

— Нужно, Дём, — выдавливаю я из себя необходимые слова.

— Скоро буду, — и отбивает звонок, а у меня случается новый виток истерики. Что я буду делать, если все это окажется правдой? Что я, черт возьми, буду делать, Демид?

Почти силком заставила себя дойти до ванной комнаты, а там почти двадцать минут умывалась холодной водой. Не помогло! Пришлось совершить набег на мамину косметику и хоть как-то скрыть следы моих слез. Вышло откровенно дерьмово, но лучше так, чем предстать перед ним с опухшими красными глазами.

Ну вот, теперь почти готова. Вздрогнула от звонка домофона, но заставила взять себя в руки и все-таки открыть ему дверь. План был простой — либо пан, либо пропал. Третьего не дано.

Взяла ключи от его квартиры в руку и вышла в подъезд.

Створки лифта открылись уже через минуту, а вид парня, которого я так сильно и без оглядки любила, почти добил меня на корню. Стоять, Агата, выше голову! Ты должна это сделать!