Во-вторых, походка должна быть свободной и расхлябанной, руки лучше держать в карманах или двигать ими при ходьбе.
В-третьих, нужно привыкнуть держать челюсть в сжатом напряженном состоянии – так лучше всего будет проглядываться линия скул.
В-четвертых, нужно тренировать не только голос, но еще и использование определенных слов – «слышь, эй, ты че». Желательно почаще вставлять мат между словами.
В-пятых, необходимо научиться плеваться. Не обязательно далеко. Главное – быстро, четко, метко.
Кроме этих пунктов, нужно было запомнить массу мелочей: жать руку в знак приветствия и прощания, не разглядывать других парней дольше двух секунд, не улыбаться им без причины, не обниматься (только в крайнем случае, очень коротко и грубо похлопывая по спине) и, самое главное, не влюбляться в них.
Во время тренировки я все делал не так, и Гордей постоянно психовал.
Например, когда я сел на стул и закинул ногу на ногу, он почти закричал на меня:
– Что ты делаешь! Это выглядит по-девчачьи! – Он силой опустил мою ногу на пол. – Сидеть нужно расслабленно, колени в стороны, а вот так, как ты, делать не нужно, так делают только бабы или голубые!
От того, что он орал на меня, я начинал плакать, и он начинал орать еще больше:
– Не реви! Мужики не ревут!
– У тебя тупые игры! – закричал я в ответ. – Не хочу ничего этого делать!
– Не хочешь?! Тогда вперед, иди в свой девчачий мирок, в котором ты выглядишь как ошибка природы! Отдавай мои шмотки и иди туда, к этим размалеванным курицам в платьях!
Я смотрел на него, не решаясь двинуться с места. «Девчачий мирок» казался мне адом, но и тот, в который он меня приглашал, выглядел не лучше. Я думал, что являюсь девочкой в нулевой степени, но, что бы я ни делал, Гордей только орал, что это «по-девчачьи». Как же так получается, что я нигде не нахожу себе места?
– Мне не нравится быть парнем, – прохныкал я. – Не надо было тебя слушать!
– А что тебе нравится? Кем ты хочешь быть?
– Ничего не нравится. В этом мире все по-дурацки.
– Тогда найди себе другой мир, – хмыкнул Гордей.
Я сердито посмотрел на него: и найду. Найду. Может быть, когда-нибудь вернусь на свою планету.
– Я пришелец, – прошептал я.
– Да? А я думал, что ты мой брат.
Сказав это, Гордей вышел из комнаты, хлопнув дверью. Как будто к месту пригвоздил.
Я сразу вспомнил Иисусовы ладошки.
Лысая башка
Из-за меня всех в классе проверили на наличие вшей. Ни у кого ничего не нашли, так что я не мог заразиться в школьном коллективе, а в других коллективах попросту не бывал. Тайна появления вшей оставалась неразгаданной, но теперь, конечно, весь класс понимал, почему я хожу в школе в белой косынке (она была частью формы, но обязательное ношение предполагалось только в церковь). Косынка ни от чего не спасала: хотя никто не видел меня лысым, ребята все равно смеялись.
А Поля Рябчик, пока мы ждали опаздывающую училку по физике, недовольно сказала:
– Теперь ты совсем как пацан.
– Они же отрастут… – попытался оправдаться я.
– Не в волосах дело. Ты все равно как пацан. Все делаешь как пацан, даже ходишь и смотришь.
– Даже дышу… – горько усмехнулся я.
– Ага, – всерьез кивнула она. – Мне, если честно, стыдно с тобой дружить, стыдно рядом ходить.
– Почему?
– Потому. А тебе не было бы стыдно, если бы рядом с тобой ходил, ну, например, бомж какой-нибудь?
– Я же не бомж.
– Да, но ты странная. – Она вдруг взяла учебник, тетради и свою сумку. – Я пересяду.
И она села за парту по диагонали от нашей – рядом с Юлей, девочкой в восьмой степени. Видимо, это означало, что мы больше не можем дружить.
После уроков, когда я продирался по коридору через галдящую толпу младшеклассиков, кто-то сзади стянул с меня косынку. Я даже не сразу понял, что произошло, а потом ощутил, как прохладно стало голове. Обернулся, а там мерзко хихикал Олег Рябинин – мальчик в десятой степени. В тринадцать лет он выглядел на шестнадцать, ростом почти метр восемьдесят, а мозгов все еще как у семилетки.
Он кинул косынку куда-то поверх моей головы, я повернулся в другую сторону, а там ее поймал Ваня. Он замахал этой тряпкой передо мной, как перед собачкой, а потом перебросил ее обратно Олегу.
– Лысая башка, дай пирожка! – противно крикнул перед этим Ваня.
Это была глупая детская фразочка, которой Ваня больше унижал себя, чем меня, но… я был в него влюблен. И этими словами он как будто вколотил меня в землю, да еще и у всех на глазах. Младшеклассники вокруг смеялись.
Я стоял посреди этого хохота, в голове у меня звенело, а щеки становились горячими.
Когда Олег кинул косынку еще раз, она, пролетая через меня, не долетела до Вани. Чья-то крепкая рука перехватила ее в полете. Я узнал эту руку.
Над нами стоял Гордей. Десятиклассник! Десятиклассники всем тогда казались божествами, даже тем, кто ростом метр восемьдесят. Его присутствие тут же заставило всех притихнуть.
– Волосы, – спокойно начал Гордей, – отрастут. А у вашего ума, молодые люди, шансов нет.