Девочки

Девочка взглянула на Джулиана — лицо пустое, как ложечка.

— Все нормально, малыш. — Он поцеловал ее в лоб, неожиданная нежность.

Джулиан улыбнулся мне, и я поняла, что он пьян, а может, просто накурился. Лицо оплывшее, кожа болезненно-влажная, впрочем, воспитание включилось на автомате, как родной язык.

— Это Саша, — сказал он, подтолкнув девочку в бок. — Привет, — застеснявшись, пискнула она.

Я и забыла, какие девочки в этом плане токсикоманки: на ее лице отразилась такая неприкрытая жажда любви, что мне стало неловко.

— Саша, а это… — сказал Джулиан, — это…

Его глаза никак не хотели на мне фокусироваться. — Эви, — напомнила я.

— Точно, — сказал он. — Эви. Блин.

Он отхлебнул пива, на янтарной бутылке — блики слепящего света. Он смотрел куда-то мне за спину. Оглядывал мебель, книги на полках так, будто это мой дом, а чужак тут он.

— Господи, ты, наверное, подумала, что мы того, что мы как бы в дом вломились.

— Я подумала, вы местные.

— Однажды нас грабанули, — сказал Джулиан. — Я был еще маленький. Нас дома не было. Стащили мокрые купальники и морские ушки из морозилки.

Он снова отхлебнул пива.

Саша не отрывала глаз от Джулиана. Одета она была не для холодного побережья — в обрезанные до коленей джинсы и мешковатую толстовку, наверное, с плеча Джулиана. Манжеты изжеванные и с виду сыроватые. Накрашена она была ужасно, и не макияж даже, скорее, сигнальная система. Я видела, как она нервничает, понимая, что я ее разглядываю. Знакомая тревога. Когда я была в ее возрасте, я даже не знала толком, как двигаться, — а вдруг я иду слишком быстро, а вдруг люди увидят, какая я зажатая, какая скованная? Как будто все только и делали, что меня оценивали и находили никчемной. Я подумала, что Саша очень юная. Маловата еще для Джулиана и этого места. Она же, словно прочитав мои мысли, глянула на меня с неожиданным вызовом.

— Жаль, что отец не сообщил тебе про меня, — сказала я. — Я могу перебраться в другую комнату, если вам нужна кровать побольше. Или если вы хотите побыть тут вдвоем, я что-нибудь придумаю…

— Не, — ответил Джулиан. — Мы с Сашей где угодно спать можем, да, малыш? И вообще мы тут проездом. Мы на север едем. Траву везем, — добавил он. — Как минимум раз в месяц езжу, из LA в Гумбольдт.

До меня дошло, что Джулиан хочет произвести на меня впечатление.

— Я не торгую, ничего такого, — сразу открестился он, — только вожу. Всего-то и надо, что пара армейских прорезиненных рюкзаков да сканер полицейских частот.

Вид у Саши был встревоженный. Вдруг из-за меня у них будут неприятности?

— Напомни-ка, откуда ты отца знаешь? — спросил Джулиан.

Он осушил бутылку с пивом, открыл вторую. Они привезли с собой несколько упаковок. Другие припасы на виду: ореховый гравий “студенческой смеси”. Невскрытая упаковка жевательных червячков, несвежий, смятый пакет с фастфудом.

— Мы с ним познакомились в Лос-Анджелесе, — сказала я. — Одно время жили вместе.

В конце семидесятых мы с Дэном снимали в Венис-Бич на двоих квартиру — в этой Венеции с закоулками как из страны третьего мира и пальмами, которые теплыми ветреными ночами стучали в окна. Я жила на деньги от бабкиных фильмов и училась, чтобы получить лицензию сиделки. Дэн пытался стать актером. Ничего у него не вышло, с актерством. Вместо этого он женился на женщине из более-менее богатой семьи и основал компанию по производству вегетарианских полуфабрикатов. Теперь у него дом в Пасифик-Хайтс, который построили еще до землетрясения [1].

— Стоп, стоп, подружка из Венис, значит? — внезапно заинтересовался Джулиан. — Как, говоришь, тебя зовут?

— Эви Бойд, — ответила я и удивилась тому, как внезапно переменилось его лицо: узнавание — но, кроме этого, еще и неподдельный интерес.

— Стоп, стоп, — повторил он. Снял руку с плеча девочки, отстранился, и Саша сразу потухла. — Ты — та женщина?

Наверное, Дэн рассказал ему о том, как плохи у меня дела. От этой мысли я смутилась, машинально потянула руку к лицу. Давняя, стыдная подростковая привычка, я так прыщи прикрывала. Небрежно поднести руку ко рту, потеребить губу. Как будто так я не привлекала внимание, не делала еще хуже.

Джулиан заметно оживился.

— Она была в той секте, — сообщил он девочке. — Правда ведь? — он обернулся ко мне.

В желудке раскрылась воронка ужаса. Джулиан все глядел на меня с наглым ожиданием. Дышал скачками, прерывисто.

В то лето мне было четырнадцать. Сюзанне — девятнадцать. Иногда в общине жгли какое-то благовоние, от которого мы делались сонными, податливыми. Сюзанна читала вслух старый номер “Плейбоя”. Мы припрятывали бесстыдные, сияющие полароидные снимки, обменивались ими, как бейсбольными карточками.