Девочки

- Немножко…- тихонько отвечала девочка, краснея.

- Ну то-то, язык лжет, а глаза не умеют! И вас не возьму, - повернулся он к другой. - Да ведь вы наивная девица: колбы от реторты отличить не умеете, нет, вы сперва учитесь у меня хорошо, тогда и за загородку попадете. Вы, господин "Лыцарь", пожалуйте! - пригласил он Баярда. - Вы, Головешечка, ступайте, - позвал он Чернушку. - Вы, Шотландская королева, - обратился он к стройной, серьезной Шкот, - удостойте. А вы, Ангел Божий, отойдите с миром, а не то все крыльями перебьете, - отстранил он Салопову. Девочки хохотали, им нравилось, что он знал все их прозвища.

- Почтенное стадо, где же твой синий пастух?

- У нас все еще чужеземка, она к себе "вознеслась" ("Возносился" тот, кто жил наверху, а кто жил внизу, тот "закатывался" (Прим. автора.).

- Хорошо сделала; если б я тоже мог вознестись до какого-нибудь завтрака, то был бы очень доволен.

- Павел Иванович, хотите пирога? - предложила ему Постникова, жертвуя пирогом для любимого учителя.

- А с чем?

- С картофелем и луком, вкусно!

- Редкое кушанье, давайте!

Девочка вытащила из кармана свое угощение, Степанов взял и спокойно в три укуса справился с ним.

- Ну, барышни, теперь воды, - попросил он, - а то я чувствую, что "элемент" не проходит.

Девочки бросились в конец класса и чуть не передрались за удовольствие подать ему кружку воды.

- Минаев! Минаев! - закричали в коридоре. Девочки сразу смолкли, насупились и молча, недоброжелательно уставились на дверь.

Вошел Минаев, на лице его было искательное, ласковое выражение. Он был смущен, так как чувствовал глухую оппозицию и еще не понял, вероятно, как держать себя. Он поздоровался со Степановым, который сразу понял положение и пришел ему на помощь.

- Милости просим, пожалуйте в наш "физический кабинет", тесновато у нас, да и не богато, а посмотреть не мешает.

Минаев рад был выбраться за загородку из толпы девочек, разглядывавших его бесцеремонно и недружелюбно. Войдя туда, он, однако, обратился к классу.

- Как ваша фамилия? - спросил он Евграфову, стоявшую ближе всех.

- Иванова, - ответила она без запинки. Девочки переглянулись. Начиналась травля.

- Ваша фамилия? - спросил он Кутузову.

- Александрова.

Итак, у двадцати девочек подряд, дерзко столпившихся вокруг балюстрады, оказались именные фамилии, весь класс состоял из Ивановых, Николаевых и Александровых. Высокий лоб инспектора покрылся краской, он взглянул на учителя, тот щипал свою козлиную бородку и молча, серьезно глядел на девочек.

- Ваша фамилия? - спросил инспектор, глядя в упор на Баярда.

- Франк, - ответила девочка отчетливо и громко. Инспектор вздохнул с облегчением.

- Вы из Курляндии? Я там слыхал эту фамилию.

- Да, дед оттуда.

- А как ваше имя?

- Надя,- наивно отвечала девушка. Инспектор улыбнулся.

- А ваша фамилия? - обратился он к другой ученице.

- Шкот.

- Кто ваш отец?

- Отец мой умер давно. Меня воспитывает мой дед, адмирал Шкот.

Минаев повеселел. Эти простые, ясные ответы успокоили его, он почувствовал, что своим хладнокровием одержал победу над детской злобой. Поговорив еще с учителем, пообещав ему выписать новые аппараты, он просто и вежливо поклонился девочкам и ушел.

Франк была спокойна. Если бы она назвала свою фамилию после Шкот, то все назвали бы ее "подлой обезьяной", но вышло наоборот. Поведение Шкот, имевшей в классе авторитет, подчеркивало и уясняло всем справедливость ее поступка. После ухода инспектора многие пробовали обидеться, послышались насмешки, угрозы, но силы были не равные: победило меньшинство.

Степанов поглядел на всех и сказал только:

- Стыдно и неостроумно!

Шкот холодно и в упор бросила горячившейся Бульдожке "девчонка", а Франк, как всегда, вспылила и перехватила через край:

- И буду, и буду обожать Минаева! Да, вот так и знайте, с сегодняшнего дня я обожаю Минаева, отвечаю на его вопросы, держу для него мел в розовых юбках, бумагу с незабудкою и все, все как надо.

Степанов хохотал, глядя, как у рыженького Баярда от волнения прыгали за плечами косы. Его тоже, вероятно, обожал кто-нибудь, потому что и для него концы тонких мелков пышно обертывались розовым клякс-папиром и бумага для записей также появлялась всегда с незабудкой.

Класс все-таки перессорился, но поведение Минаева пристыдило многих. Он не побежал "с языком" к Maman, но, напротив, пришел еще раз во второй класс, сам взял с кафедры журнал и сделал перекличку. Каждую вызванную девочку он оглядел серьезным взглядом и запомнил почти всех.

Вечером у умывальника Шкот тихо сказала Наде Франк:

- Приходи сегодня ко мне на кровать…

Франк радостно кивнула головой. "Прийти на кровать" дозволялось только друзьям. Хозяйка лежала под одеялом, а гостья, одетая в кофту и юбочку, забиралась с ногами на кровать, и между ними велась откровенная беседа.