Девочки мадам Клео

Сандрина не хотела спорить.

– Мадам заставляла тебя снимать одежду? – спросила она улыбаясь.

– Да, да, да! – раздраженно ответила Анжела. – Я вот никогда не просила девушек раздеваться, никогда! Я думаю, она лесбиянка. Тебе не кажется?

– Нет, не думаю. Мне показалось, что это правильно. Ведь наши тела – это наш товар...

Анжела пожала плечами.

– Ну что ж, мой товар изменил ее мнение, – сказала она самодовольно. – Как только сиськи-то повываливались, тут она увяла. Смотрела так, будто на каждом соске нарисован доллар.

– Анжела, ты грубиянка. – Сандрина рассмеялась. – Ну так как, ты берешься за это?

– А ты?

– Я уже. Я уже работала вчера вечером.

– Нет, я имею в виду школу.

Сандрина на миг задумалась.

– Ну конечно. Почему бы и нет? – жизнерадостно сказала она.

– И сколько тебе заплатили вчера?

– Пять тысяч. – Сандрина отвела взгляд.

– Франков или долларов?

– Долларов. Три с половиной – мои. Анжела протяжно присвистнула и медленно покачала головой.

– Ни хрена себе... прости Господи! Я вас умоляю! Держите меня!

– Вот так-то лучше, – сказала Сандрина.

– А когда теперь?

– Утром я позвонила Мартину, он спросил, смогу ли я поехать сегодня вечером в Рим. Частный самолет, ужин по случаю награждения на каком-то кинофестивале, час или около того в «Рице», а потом обратно в Париж.

– А фраер кто?

– Клиент? Американский режиссер, который получает приз.

Анжела молча глядела на реку, уголки ее губ складывались в улыбку.

Наконец Сандрина поднялась и потянула Анжелу за руку.

– Пошли, солнышко. У меня в запасе не больше часа. Давай купим тебе что-нибудь из одежды. Я заплачу.

– Ох, Сандрина, я не могу.

– Сможешь. – Сандрина отошла от скамейки, увлекая за собой Анжелу. – И каждый раз, как ты выругаешься, я буду тебя больно щипать. Если через час ты вся не покроешься синяками, то я беру свои слова обратно.

11

Из дневника Питера – Париж, 6 июля 1990 года.

Целый день гулял и продумывал линию Анжелы. Похоже, сучка с амбициями. Ее адвокат связан с мафией (я понял, что такое Риццо, много лет назад, когда он защищал Винни Манкузо по прозвищу Большой Палец), и Бог знает, какие сложные отношения могли связывать его клиентов с мадам. Анжела и Риццо не выходили у меня из головы.

Днем зашел в кафе, где прежде никогда не бывал. Потом, будто турист, шатался вдоль Сены, заглядывал в зоомагазины, рылся в книгах у букинистов. Было такое чувство, словно никогда раньше не видел Парижа. Мне пришло на ум, что когда я работал здесь от ВСН, то видел город или из окна служебной машины, или через донышко стакана.

Купил факс в магазине электроники на бульваре Сен-Мишель, притащил домой, подключил – и сразу же передал свой номер Фидл и Венди. Потом пошел посмотреть новый фильм Луи Маля. Когда вернулся и открыл дверь, на полу гостиной (она же кабинет) лежало истошное послание от Фидл:

«Питер, дорогой, Венди сходит с ума. Она только что получила очередной пакет с твоими записями и впала в истерику от того, что мадам до сих пор не рассказывает о себе. Говорит, что все материалы о девушках, которые ты высылаешь, прекрасны, но зря ты так углубляешься в эпизод с покушением. Пора начинать отрабатывать те сумасшедшие бабки, которые она тебе подкинула, пристроив к истории мадам. Не теряй надежды. Фидл».

Меня зло разобрало. В факсе, посланном Венди, я объяснил, что мадам тянет резину, и предложил, чтобы она ее поторопила, поскольку мы с Клео оба ее клиенты. Это совершенно вывело ее из себя. Но по факсу ведь не поорешь, вот она и позвонила.

Если коротко сказать, она мне посоветовала не совать нос в чужие дела. Несколько минут мы шипели друг на друга и выгибали спины, а потом она бросила трубку. Прекрасно! Она злится на меня, я – на нее, а дело с места не движется.

Когда я сегодня прощался с мадам Клео, она сказала, что темой следующей беседы будет ее уникальная школа в Англии. Надеюсь, это означает начало разговора о ней самой.