Девочки. Семь сказок

Пьер наливает королю Жоржу и господину Штильцхену еще по рюмочке. Мужчины пьют и наблюдают за ней. Она стоит с ребенком на руках. Пока что молча.

Тронный зал наполняется синим дымом. Стрелка часов медленно подползает к пяти.

– Что ж, говори, – велит король. – Это всего лишь формальность, милая. Покончим с ней.

Она набирает побольше воздуха и спрашивает:

– А как зовут меня?

Повисает пауза.

– Сейчас речь о другом, девочка, не об этом я спрашиваю, – наконец произносит господин Штильцхен.

– А я – об этом, – отзывается она. – И я жду ответа. Как меня зовут?

– Можно подумать, ты вправе здесь задавать вопросы!

– Как меня зовут?

– Но, дорогая… – вмешивается король. – Милая, вопрос не в этом. Вопрос в том…

– Как меня зовут? Не знаешь?

– Конечно знаю!

– Да? И как же?

– Просто… сейчас вылетело из головы. Я, э-э-э…

– Жорж, ты что, не помнишь, как зовут твою собственную жену? – хихикает господин Штильцхен.

– Ну знаете ли! – взрывается король. – Я ведь не всегда зову ее по имени! Я обычно говорю… э-э-э… милая или… э-э-э… Впрочем, ее отец в курсе, может, спросить у него? Пьер?

– В свидетельстве о браке тоже должно значиться имя, – услужливо подсказывает мажордом.

Пока мужчины напряженно совещаются, а лакеи бросаются искать свидетельства о браке и рождении, девочка нежно закутывает дочку в одеяльце. Потом берет сумку для подгузников, надевает удобную обувь, чмокает Элин в щеку и выходит из дворца.

За оградой начинается лес. Вдали простираются пашни, по небу плывут барашковые облака. Солнце согревает лицо, день выдался мягкий.

Такой мягкий, что кажется, будто он заключает ее в объятия.

Такой мягкий, что можно легко просунуть сквозь него руки и дотронуться до того, что по ту сторону.

Волк

I

Девочка за обеденным столом учит историю. «Темные века» – так называется глава. Рядом картинка, на ней грубыми жирными линиями выведена фигура в черном капюшоне. Палач размахивает молотом, который вот-вот обрушится на человека, привязанного к большому колесу. Позади на двух виселицах болтаются повешенные.

«Представь себе, – гласит подпись: – что ты средневековый преступник и лежишь без сна и весь в поту в ожидании ужасной кары…»

В учебнике истории много таких фраз:

«Вообрази, что ты охотишься на мамонта в степи, и из оружия у тебя – лишь деревянное копье…»

«Только подумай, как страшно было нашим первооткрывателям в этом новом, незнакомом мире…»

– Прекрасно! Таким образом история оживает у вас в головах, – любит повторять учитель.

Девочка рассматривает рисунок так долго и внимательно, что даже с закрытыми глазами может вызвать в памяти каждую деталь.

«Вот он, последний час», – думает она.

– Да пропади ты пропадом! Будешь работать или нет?! – На углу стола мама дубасит по клавиатуре. – Доставить продукты бабушке – неужели это так сложно?

– Бабушке? – Девочка отрывает глаза от учебника. – Почему вдруг?

– Я ей обещала, – объясняет мама. – Опять она заболела, когда у меня ни минуты свободного времени.

– Я могу отнести, – предлагает девочка.

Но мама не слушает. Она разговаривает с экраном.

– «Доставим в тот же день», ага! Не можете – не обещайте! – Она принимается стучать по клавишам, обновлять страницы. – Ну да, конечно, система перегружена. Знаешь, кто здесь на самом деле перегружен?

Девочка снова поднимает глаза, проверяя, ждет ли мама ответа, – нет, не ждет.

– А мне как раз некогда! Сегодня – некогда. – Мама со вздохом подносит к губам пустую чашку. – Но почему, собственно? Почему у меня даже нет времени навестить родную мать, когда это необходимо?

Скорее всего, она и сейчас не ждет ответа. Мамино место за столом – как постепенно сжимающаяся клетка. Она держит под рукой все, что ей может понадобиться: чашки, все нужные бумаги, пачку жвачки, чтобы бросить курить, низкокалорийные крекеры, чтобы не набрать вес, телефон, ноутбук, зарядные устройства.

Девочка снова утыкается в книгу. Там палач все так же замахивается молотом. Вот-вот раздробит привязанному кости, в первую очередь – в руках и ногах, чтобы подольше помучить. Зеваки будут встречать каждый замах радостными воплями. И только когда дробить станет нечего, палач нанесет смертельный удар. Девочка снова закрывает глаза. История оживает у нее в голове.

«Бей! – кричит публика. – Бей! Круши! Крооо-ви! Крооо-ви!»

«Но этого не произойдет», – думает она. Палач на картинке будет вечно замахиваться молотом, а привязанный к колесу человек вечно ждать удара. И бояться. Может, даже визжать от ужаса. Но не дождется. Уже тысячу лет он лежит, застыв во времени, и смотрит на молот, который все не падает.

И этого не случится. Никогда.

Может, такая кара еще ужасней.

– Да делай же, что тебе говорят, железяка тупая!