Девочки в огне

Лэйси говорила «да», «нет», «пожалуйста», благодарила за вкусный, вовсе не подгоревший и не пересоленный ужин. Лэйси говорила, что маленькие городки плодят ограниченных людей и она ведет в одиночку войну против отупения – вернее, теперь уже вдвоем, поскольку она привлекла на свою сторону меня. Лэйси говорила, что никогда не ходит с отчимом в церковь, поскольку религия оказывает деструктивное влияние на восприимчивые массы и она, Лэйси, не собирается поддерживать ни десятиной, ни своим присутствием любые институции, склонные к интеллектуальному порабощению, а когда моя мать, полуеретичка и внучка протестантского священника, предположила, что лишь юношеское высокомерие и нравственная трусость вынуждает нас отрицать вещи, которых мы не понимаем, Лэйси ответила: «И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми»[12], и добавила, что трусость – это когда врагов обвиняют в непонимании, вместо того чтобы привести честные доводы, после чего отец рассмеялся, а я начала всерьез сомневаться, что нам удастся выбраться отсюда живыми.

– Так как же вы, чудики, познакомились? – осведомилась Лэйси. – По-моему, вы из тех, у кого есть своя история.

Теперь я знала, что и Лэйси понимает, насколько плохи дела, ведь если мама на кого и походила, то точно не на человека со своей историей.

Вообще-то одна история у нее, разумеется, была, и как раз об этом: любовь с первого взгляда. Я ее обожала, и не столько из-за подробностей, сколько из-за того, как они вместе ее рассказывали, как смотрели друг на друга в этот момент, будто внезапно вспомнив, что сами выбрали такую жизнь.

Мама улыбнулась:

– Я только что окончила колледж и получила дурацкую работу в автосервисе – вела бухгалтерию для какого-то друга моего отца. У меня выдался кошмарный денек, я только и мечтала запереться, чтобы тихонько дочитать книжку, но тут ввалилась шайка шалопаев, провонявших табачищем и одетых, как им казалось, под Брюса Спрингстина. Твой отец глупо ухмылялся…

Она смолкла, потому что в этом месте отец всегда пояснял, что был пьян, а она уточняла, что, разумеется, он не садился за руль в подпитии и машину вел его приятель Тодд, трезвенник-христианин, с которым остальные ребята дружили только потому, что он охотно их подвозил, – но сейчас папа ничего не сказал.

Мама закончила сама:

– У них спустило колесо по дороге на какую-то вечеринку. Так что можно себе представить, в каком они были настроении. Отпускали идиотские шуточки, выделывались передо мной, флиртовали, даже не ради меня самой, а просто потому, что я была единственной девушкой в пределах видимости, – по-видимому, биологическая потребность.

«И пусть это послужит тебе уроком», – обычно вставлял для меня отец, но сейчас снова милосердно промолчал.

– Все, кроме отца. Сначала он ничего не говорил, поэтому я и обратила на него внимание: значит, не идиот или хотя бы подает такие надежды. Потом уже он заметил, что я читаю Воннегута, и вынул из кармана пальто книгу в мягкой обложке. Догадываетесь какую?

– Ту же самую? – спросила Лэйси.

– Ту же самую.

Эта была та часть истории, которую я любила больше всего, и мне хотелось, чтобы Лэйси тоже поняла, что их встреча была предопределена судьбой. Что в них все-таки есть нечто особенное, а значит, и во мне тоже.

– В общем, его друзья отправились на свою вечеринку, но Джимми остался и каким-то образом подбил меня сбежать с работы. Мы провели всю ночь на крыше, болтая про Воннегута и указывая друг другу на созвездия, хотя ни один из нас не желал признаваться, что просто выдумывает их на ходу. А потом в один прекрасный момент, когда над Батл-Криком вставало солнце…

– Он вас поцеловал? – предположила Лэйси.

– Как бы не так! Он собирался, но струсил. Проводил меня до дома, и только. Я два дня ждала, пока он позвонит и позовет меня на свидание, а когда он так и не позвонил, я заставила себя пойти в книжный магазин, где он работал, и сказала: «Ты кое-что забыл». И поцеловала его.

– Очень мило, – заметила Лэйси и покосилась на меня, будто говоря: «Видать, и мамаша у тебя клевая?»

– Само собой, вы догадываетесь, почему я не позвонил, – сказал отец, и я навострила уши, потому что подобного продолжения мне слышать еще не доводилось.

Мечтательная улыбка сошла с лица матери.

– Джеймс!

– Я так надрался, что к утру все начисто забылось, – сообщил папа. – Вообразите мое удивление, когда ко мне нагрянула какая-то чудачка и заявила, будто знает меня, а потом кинулась мне на шею и поцеловала, прежде чем я успел возразить.

– Джеймс! – повторила мама. А потом сказала ему, как и мне недавно, но совсем другим голосом: – Прекрати выпендриваться.

И только после ее слов я сообразила, что все это правда.

Отец ухмыльнулся, будто преступник, которому удалось выйти сухим из воды; мать встала и сказала, что ей надо позвонить по работе, совсем забыла, и добавила:

– Было приятно с тобой познакомиться, Лэйси.

Я думала, что папа последует за ней, но он остался.