Она хотела открыть свое дело в Париже, в маленькой квартирке, которую, как она намекнула, я должен был для неё снять и обставить мебелью. Мне будет позволено навещать её там, когда бы я этого ни пожелал; у Лили будет своя кухонька, и она будет мне готовить. Я мог бы приходить и есть у неё, причем мы могли бы ужинать нагишом.
Я дал понять, что не совсем понимаю, как у неё все это получится, но Лили только рассердилась, потому что я с ней не согласился. Тогда я замолчал и стал слушать сквозь сон, а её нескончаемая болтовня входила в одно ухо и выходила из другого.
Я продолжал восхищаться Лили, пытаясь запечатлеть её образ в моем несчастном мозгу, размягченным кипящими ваннами прошедшего месяца, поскольку, как ни старался я отогнать эту грустную мысль, нутром я чувствовал, что вся её привязанность ко мне происходит из-за предположения, будто я смогу дать ей денег, и мне пришлось сказать себе, что не стоит раскатывать губу и рассчитывать на множество ночей с Лили.
Я попросил её достать из моего жилета часы, зная, что уже почти полночь и что скоро отходит последний поезд.
И в самом деле, если я правильно помню, – ведь всё это произошло два года назад, а за это время у меня было много женщин, – я встал и уже начал одеваться, когда Лили сказала, чтобы я оставался с ней и что она сгорает от желания провести со мной остаток ночи.
После минутного колебания я согласился и вернулся в постель. Сладко поцеловавшись, мы уснули в объятиях друг друга.
Было часов пять, когда Лили принялась медленно будить меня прикосновениями ловких пальчиков, ища свою любимую игрушку, которую она в конце концов нашла в желаемом состоянии и вложила себе между бедер, повернувшись ко мне спиной и приглашая полными сладострастия движениями к вступлению в искусственное соитие.
Я очень распалился и обнаружил, что повторение этих искусных приемов вызывают во мне нервозность, лишенную всякой приятности; наконец-то я понял, что если ещё когда-нибудь лягу с Лили в постель, то сделаюсь жестоким и попытаюсь её изнасиловать.
Я оставил эти мысли при себе, однако настолько потерял голову, что крепко схватил Лили и грубо встряхнул.
– Вы можете делать мне больно, если хотите, господин. Мне нравится, когда вы чуть-чуть жестоки со мной. Но только чем я вас так рассердила?
Нежность её голоса привела меня в чувство. Я не знал, что ответить.
– У тебя между бедер жарко и сухо. Увлажни меня.
– У меня для вас целое море, – со смехом заявила Лили, вложила пальцы в свою узкую щелку, смочила их влагой "киски" и часть втерла в мой упругий ствол, а часть размазала по внутренним изгибам собственных бедер. Я приложил ладонь к отверстию и убедился в том, что она и в самом деле совсем промокла.
Затем я перевернул её и лег сверху, а она поймала меня между бедер, как уже делала за несколько дней до этого.
Чтобы не раздавить её хрупкое тельце, я оперся на локти.
– Нет, нет! – воскликнула она. – Я хочу ощущать ваш вес. Мне нравится. Ложитесь на меня. Раздавите меня!
Я налег на Лили всей тяжестью и стал неистово ерзать вверх-вниз, касаясь плененным между её бедер членом волосков и клитора.
Вскоре я кончил; моя одноночная жена крепко прижала меня к себе, сунула мне в рот свой язычок, и я отчетливо ощутил, как по её телу проходит дрожь, которую женщины, при всем их умении, все ещё не научились имитировать.
Желание быть раздавленной в постели тяжелым телом мужчины, периодически повторяющаяся уловка с заменой настоящего совокупления игрой "между бедер" убеждали меня в том, что другие руки и другие мужские органы касались тела Лили Арвель.
Потом я встал и распрощался с мисс Арвель. На следующий день (в воскресенье) к ней должна была приехать Шарлотта, а мне надлежало приехать в среду, 31-го, чтобы снова провести с ней всю ночь.
Лили проводила меня до окна спальни своей матери, и я выбрался на балкон, пока она, полунагая, пряталась за жалюзями.
Я тихо спустился вниз и пошел по траве. Была половина шестого, и солнце уже светило во всю. Я невольно подумал о том, что подвергаю репутацию Лили огромной опасности, поскольку виллу окружали другие дома, и соседи могли прийти в недоумение, увидев, как незнакомый в здешних местах мужчина в столь неурочный час воровски крадется вдоль изгороди.
На углу улицы, на расстоянии броска камня от дома, располагался винный магазинчик; работавшая там девушка стояла в дверях. Она с любопытством наблюдала за мной.
Я снова обеспокоился на счет моей Лили и отправился в Париж, обдумывая в поезде все эти вещи.
В тот же день я написал мисс Арвель и, объяснив мои опасения, предложил в среду уйти от неё все же не позже полуночи, чтобы успеть на последний поезд. В темноте, ночью, не будет никакой опасности её скомпрометировать.
Я скрыл другие причины, отбившие у меня охоту снова ложиться с ней в постель: страх захотеть овладеть ею силой и растущее тревожное чувство отвращения, которое начали вызывать во мне её прозрачные, корыстные намеки.
Был ли я глупцом?
7