Девственная земля

Объезжая на велосипедах основания ступы и направляясь к монастырю мимо десятков огромных медных молитвенных барабанов, установленных в стене, мы увидели, как мини-автобус управления по туризму доставил к дому чини-ламы с десяток переполненных впечатлениями туристов. Пасанг спросил меня, не хочу ли я встретиться с чини-ламой, но я, поблагодарив, отказалась.

Монастырь построен лет тридцать назад, и сейчас в нем живет около сорока монахов и лам разного возраста — от обаятельного шестидесятипятилетнего римпоче[31] до нескольких восьми- и девятилетних будущих лам, весело носящихся по двору в длинных потрепанных бурых одеяниях. Я была несколько взволнована возможностью увидеть настоящий тибетский храм, великолепный и внушающий благоговейный страх, но грязный и запущенный. В темноте затаились огромные изображения божеств, окутанные белыми шарфами[32] и возвышающиеся над сотнями торма[33] и мерцающими масляными лампадами, установленными перед ними. Места для молитв располагались но обе стороны прохода к алтарю. Кое-где стояли так не вязавшиеся с окружающей обстановкой жестяные коробки. В них хранилась поджаренная мука, из которой делается цзамба[34], поддерживающая силы монахов во время монотонного чтения буддийского канона[35]. А так как прочитать вслух надо сто восемь толстых томов, то муки требуется много.

У каждого члена общины имеется своя келья. Из храма нас провели в келью римпоче — крохотную каморку размером 10 на 4 фута, с нарами (где лежало тонкое одеяло) и небольшим алтарем (где перед изображением Будды горело одиннадцать масляных лампад). Мы выпили по пять чашек густого чая с маслом[36]. Во время чаепития рядом с нами стоял молодой улыбающийся лама с чайником наготове. И хотя монастырь был бедным, к чаю достали из стоявшего под кроватью жестяного сундука подмокшее, но весьма дорогое индийское печенье, которое мы съели без особой охоты.

11 мая.

Среди друзей, которых я приобрела за последние десять дней, есть прелестный девятилетний мальчик. Он учится в колледже Св. Ксавьера, которым руководят американские иезуиты, и довольно свободно говорит по-английски, как и многие местные юноши из семей среднего достатка. Впервые я встретила Рамбахадура возле почтамта. Каждый день он приходит туда в поисках клиентов-иностранцев, которые хотят обменять деньги или дорожные чеки по курсу черного рынка. Фланирующей походкой он подошел ко мне и, естественно, шепотом спросил:

— Хотите обменять деньги?

— Да, но не сегодня, — ответила я.

Он по-детски трогательно, что никак не вязалось с его занятием, взял меня за руку, и мы отправились выпить чаю и договориться об условиях взаимовыгодной сделки. Больно, что детям приходится заниматься таким ремеслом. Было ясно, что он не попрошайка, а просто работает в надежде получить честные, хотя и не совсем законные, комиссионные. Мы подружились и договорились встретиться на следующее утро, чтобы обменять пятидесятифунтовый чек. Однако, придя на главную улицу Катманду — Нью-Роуд, я увидела там кроме Рамбахадура его конкурентов — двух мужчин и двух юношей. Рамбахадур выглядел маленьким, заброшенным и испуганным, но притом полным решимости отстаивать свои права как истинный маленький гуркх. В душе у меня не было намерения изменить ему, но я решила использовать случай, чтобы получить лучшую цену, и устроила своеобразный аукцион. Рамбахадур, наконец, в отчаянии предложил мне 32 непальские рупии за фунт. Один из мужчин (очень неприятный на вид) согласился дать ту же цену, а когда я покачала головой и протянула руку к Рамбахадуру, мальчик тут же полетел в канаву от жестокого удара своего соперника. Я вышла из себя и закатила хулигану пощечину. Все четверо мгновенно исчезли, предоставив мне вытаскивать из канавы плачущего Рамбахадура. Прежде чем приступить к сделке, пришлось мальчика обтереть, утешить и обласкать. Только что Рамбахадур был обыкновенным валютчиком, готовым на темную сделку, и вот теперь он рыдал у меня на плече.

Мы свернули с Нью-Роуд со строящимися на ней магазинами в западном стиле и тут же оказались в лабиринте узких улочек, каких большинство в непальской столице. Когда мы вышли на небольшую площадь, Рамбахадур, настороженно оглядевшись вокруг, хотя никого поблизости не было, шмыгнул в низкий дверной проем и знаками предложил мне следовать за ним. Мы пересекли двор, уставленный каменными изображениями божеств и фаллическими символами, и оказались в абсолютно темной передней. По крутой шатающейся деревянной лестнице мальчик быстро провел меня в убогую комнату. Здесь Рамбахадур приказал мне ждать, а сам исчез, предварительно заперев меня. Очевидно, он опасался слишком любопытных соседей.

Ждать пришлось минут двадцать. Маленькое окно выходило во двор, где морщинистая, увешанная украшениями женщина чистила черной глиной медные горшки и тарелки, споласкивая их водой подозрительного цвета. Рядом с ней в отбросах копался щенок. Зрелище было не из радостных, я отвернулась и стала рассматривать комнату.