Читаем Девственники в хаки полностью

В первую же ночь после их возвращения собаки возле казармы учинили дьявольский концерт, и Бригг снова начал думать о том, что стало с ногами Фреда Органа. На следующий день он смастерил из спинки стула и двух велосипедных камер мощную катапульту и установил ее на балконе. Смертоносная машина могла метать четвертинку кирпича на расстояние около ста ярдов, сообщая снаряду достаточную скорость, чтобы прикончить любую собаку, которая осмелится выть на луну. Когда в наступившей темноте снова залаяли и заскулили неугомонные псы, Бригг вышел на балкон в обществе нескольких товарищей, которым не терпелось увидеть первый выстрел. Увесистый камень со свистом унесся во мрак – и угодил в левую коленную чашечку сержанта Любезноу, который на беду возвращался из столовой через плац.

Завопив от боли, удивления и негодования, сержант изменил направление движения и неровной скачущей походкой заковылял к казарме, на балконе которой он заметил несколько темных фигур.

– Я вас достану! – разносилось над плацем. – Головы поотворачиваю! Сгною на гауптвахте!! Вы у меня попляшете, попляшете!!!

Легкий паралич, в который поверг Бригга и К° первый вопль, сменился суетливой подростковой нервозностью, и все участники испытаний торопливо попрятались под одеялами, напряженно прислушиваясь к тому, как сержант, волоча раненую ногу и не переставая чертыхаться, вприскочку взбирается по гулкой бетонной лестнице.

У двери Любезноу споткнулся и упал, ударившись о косяк, но тут же поднялся и включил свет.

– Паа-адъем! – заорал он. – Па-адъем! Всем встать около коек!

Они застонали и заворочались под простынями и одеялами, изображая крепко спящих людей.

– В чем дело? Что случилось? – волновался нервный капрал Брук, худой и бледный, словно жук-проволочник, пытаясь выпутаться из простыней.

Любезноу был в шортах, и на колене его красовался изрядный желвак, в центре которого алела небольшая открытая рана. Приволакивая увечную конечность и держась за колено руками, он ковылял по проходу между койками как какой-нибудь средневековый нищий-калека и наконец остановился возле москитной сети над кроватью Лонтри. Схватив сеть обеими руками, сержант дергал и тянул ее до тех пор, пока веревка не оборвалась, и сетка не обрушилась на притворявшегося спящим рядового.

– Встать у коек! – снова приказал Любезноу. – Все! Тот, кто это сделал, очень пожалеет, дайте мне только добраться до этого негодяя!

В конце концов все, в том числе и те, кто действительно спал, выстроились у коек, сонно жмурясь на желтый свет ламп. Только Пэтси Фостер и Сидни Вильерс были в пижамках, причем впопыхах они надели штаны друг друга, да и появились они из-под одной москитьеры. Все остальные, в чем мать родила, стояли по стойке «смирно», лишь изредка знобко вздрагивая от сырости, поднимавшейся от бетонного пола. Среди них были и шестеро легкораненых из Британского военного госпиталя; их подвергшиеся хирургическому вмешательству органы все еще были забинтованы и свисали по обеим сторонам прохода, как белые флаги капитуляции.

Сержант Дрисколл в своей комнатке был занят тем, что играл в дартс. У него появилась новая идея относительно того, как заставить закрыться непокорный глаз. Повесив мишень на стене за дверью, он сидел на кровати, разложив рядом на тумбочке тридцать восемь дротиков с разным оперением. Он брал их по одному и, неловко размахнувшись правой рукой, бросал в цель, пытаясь хотя бы наполовину прикрыть левый глаз во время прицеливания или броска.

Свой комплект метательных снарядов Дрисколл использовал уже дважды, однако никакого успеха не достиг. Выбравшись из кровати, чтобы выковырять дротики из мишени, он как раз поправлял на стене доску, когда в казарме, словно раненый слон, затрубил Любезноу. Перепоясав чресла полотенцем, Дрисколл отправился посмотреть, в чем дело.

Продолжая сжимать руками колено, Любезноу вприпрыжку двигался по проходу между двумя рядами совершенно голых (бинты не в счет) рекрутов, перемежая гневные тирады протяжными стонами. Как только Дрисколл показался в дверях своей каморки, второй сержант остановился, отчетливо кренясь на левую сторону.

– Что случилось, сержант? – ледяным тоном осведомился Дрисколл.

Любезноу с грацией циркового медведя повернулся к нему.

– Они искалечили меня! – заявил он необычайно высоким, почти жалобным голосом. – Бросили кирпич и попали мне в колено. Взгляни сам, разве это не свинство?

Дрисколл сделал несколько шагов вперед, рассматривая колено Любезноу с выражением благожелательного любопытства.

– Вам следует обратиться к врачу, сержант, – предложил он официальным тоном. – Вынужден, кроме того, напомнить, что за эту комнату отвечаю я. Я разберусь.

Любезноу мрачно посмотрел на него. – Кто-то должен за это ответить!… – с угрозой проговорил он. – Этот случай будет расследовать военный трибунал, так и запомните!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза