Девственники в хаки

Заслышав этот крик, многие прохожие повернулись в их сторону. Таскер и Лонтри принялись понукать своих рикш. Бригг тоже закричал или почти закричал, хотя особой нужды в этом не было. Рикши сразу поняли, что от них требовалось. Все трое были старыми соперниками и поэтому, лишь только прозвучал сигнал, стрелой помчались вдоль улицы, легко танцуя на коротких педалях и по-лошадиному выгибая шеи.

Таскер тоже довольно скоро решил, что победа в этой гонке ему ни к чему. Ночь с Нелл могла разорить его, даже если товарищи одолжат ему по пяти долларов каждый. Вдруг девушка попросит двадцатку? Тогда ему придется отказывать себе во всем до самого конца отпуска; денег не хватит даже на то, чтобы вытатуировать на предплечье дельфина и девиз «Любовь и долг», а Таскеру очень хотелось иметь такую татуировку.

– Не торопись, приятель, – сквозь сжатые зубы, словно плохой чревовещатель, предупредил он своего рикшу. – Не так быстро!

– Помедленнее, Джон! – шептал и Бригг. – Не напрягайся. Легче, легче!…

Через пару минут после старта Лонтри, мертвой хваткой вцепившийся в передок коляски, рискнул оглядеться и едва не вывалился на мостовую. Его рикша мчался с огромной скоростью, и лица многочисленных зрителей, белевшие по обеим сторонам улицы, напоминали рвущиеся из рук воздушные шары. Пешеходы, спасая свою жизнь, торопливо покидали проезжую часть, едва завидев коляску, мчавшуюся по середине дороги и пугавшую своим грохотом бездомных собак и спящих детей, по меньшей мере, в двух близлежащих кварталах.

Лонтри уже жалел, что затеял это дело с гонками. Он не желал победы ни себе, ни кому-либо другому. Мысли о Синклере смущали его. Синклер нравился Лонтри, и он никак не мог представить себе, как это – уйти с девушкой товарища, пусть даже она проститутка. Нет, думал он, это положительно невозможно. К тому же Нелл могла быть больна какой-нибудь ужасной болезнью (ведь шлюхи так часто заражаются от клиентов всякой дрянью), а Лонтри как раз собирался жениться, – если не сразу по возвращению в Англию, то когда-нибудь потом, – и подхватить что-нибудь венерическое ему вовсе не улыбалось. Наконец, даже с деньгами, которые он получил бы в случае победы, подобное приключение весьма отрицательно сказалось бы на его финансах, а Лонтри уже давно пообещал себе, что перед возвращением в Сингапур обязательно вытатуирует на бицепсе кинжал и надпись «Любовь и верность». Расстаться с этой мечтой было бы огорчительно, и он не хотел выигрывать. Совсем не хотел.

– Потише, Чарли, – бросил он азартно налегавшему на педали рикше. – Давай помедленнее, пока мы не перевернулись.

Но малаец не понял ни слова, и расстояние между экипажем Лонтри и его соперниками стало понемногу расти. Передние колеса двух других повозок сверкали спицами уже на уровне заднего колеса фаворита. Рикши вошли в раж, и уже ничто не могло заставить их ехать медленнее. Лонтри, в равной степени напуганный как опасностями столь быстрой езды, так и перспективой первым придти к финишу, прижался к боковой стенке коляски и случайно положил ладонь на подвешенный к раме фонарик. Обжегшись, он взвыл от боли и, состроив страшную гримасу, принялся дуть на пострадавшую руку. Коляска опасно качнулась, и Лонтри, усевшись на сиденье поглубже, прижал ладонь к животу и испустил еще один громкий крик.

Тем временем его рикша достиг пристани и замедлил ход, не зная, что делать дальше. Потом он увидел коляску Таскера, которая на полной скорости свернула в садик при борделе. Рикша Лонтри проскочил место разворота и решил, что вопли пассажира вызваны гневом и досадой. Спеша исправить свою ошибку, он резко развернул экипаж и, едва не вывалив Лонтри в кювет, ринулся к воротцам, чтобы опередить хотя бы Бригга, который пока шел третьим.

Это ему удалось. Два велосипеда влетели в ворота палисадника, едва не сцепившись колесами, а Бригг и Лонтри обменялись на лету испуганными, вымученными улыбками. Рикша Таскера мчался по дорожке впереди, лавируя между благоухающими клумбами и древесными стволами, рассчитывая первым вернуться на улицу.

В этот час девицы из борделя по обыкновению отдыхали в саду, в плетеных креслах и шезлонгах, расставленных вдоль тропы под низкими ветвями деревьев. Кроме типичной для здешних публичных домов пестрой расовой смеси, в этом борделе обреталась одна чистокровная индианка, которой почтенное заведение весьма гордилось, и которая нежила свое драгоценное тело не в кресле, как другие, а на изящной плетеной лежанке. Впрочем, в этом заведении все девушки славились утонченностью и безупречным воспитанием. Они не позволяли себе торопиться ни в постели, ни где-либо еще. Изыск и шарм – вот чем привлекал клиентов этот бордель.