Девственники в хаки

Дрисколл выстроил свое одетое в пижамы отделение и, отдав команду «смирно», четко отсалютовал полковнику. Затем он отправил новобранцев в палатку, досыпать. Сначала, правда, он хотел спросить их, почему они не захватили с собой плюшевых мишек и кукол, с которыми привыкли ложиться в кровать дома, но передумал. Скорее всего, это было просто бессмысленно. Что же случилось с армией, Боже, что же с ней такое, если по тревоге сам полковник появляется перед подчиненными в шелковом розовом ночном халате, да еще с вышитой на спине голубой антилопой?

Рассвет налетал, как правило, с востока, со стороны океана. Все начиналось и кончалось минуты за три, в течение которых утреннее

небо неистово полыхало малиново-алым, а в рощицах за болотом, сотрясая листву, бесчинствовали невидимые стаи обезьян.

В семь утра весь лагерь уже был на плацу – на пыльной площадке, с четырех сторон окруженной палатками. Выстроившись повзводно, солдаты старательно высовывали языки, пока офицер медицинской службы проходил по рядам, вкладывая в разинутые рты пилюли от малярии.

После утреннего осмотра те, кто был свободен от нарядов по лагерю, расходились, чтобы продолжить ежедневные занятия. Напутствуя их, полковник Пикеринг, словно заклинание твердил одну и ту же фразу: «Постарайтесь не попасть в беду, парни, держитесь подальше от неприятностей».

Под неприятностями Уилфрид Бромли Пикеринг подразумевал опасность. Здесь, в Баксинге, его денно и нощно преследовал страх, что однажды учебный патруль вернется из джунглей, неся на куске парусины простреленное тело товарища. Каждый раз. когда он смотрел вслед бредущей к южным или северным воротам группе молодых людей, одетых в зеленые, в цвет подлеска, маскхалаты, панамы с обвисшими полями и высокие полевые ботинки на шнуровке, немного похожие на боты, которые носили еще их бабушки, сердце его сжималось от предчувствия несчастья, а веко невидящего глаза трепетало, словно крыло готовой вспорхнуть птицы.

Тропинка, уходившая от лагеря на юг, пролегала по узкой полоске твердой высохшей земли, которую с одной стороны ограничивало топкое болото, а с другой – песчаные или каменистые пляжи и море. Обычно по утрам Бригг оказывался в отряде Дрисколла, однако на четвертый день сборов он обнаружил себя в арьергарде отделения, которым командовал сержант Любезноу. Бригг шел последним и, в случае чего, должен был во весь дух мчаться обратно в лагерь, чтобы сообщить о нападении. С этой задачей, как считал сам Бригг, он был вполне способен справиться.

Дрисколл действовал дерзко и изобретательно, он выбирал самые неприметные тропки, ведущие через чащу или вонючее болото, и Бриггу порой хотелось напомнить ему, что полковник велел держаться подальше от неприятностей.

Но он, конечно, этого не делал. Вместе с остальными он припадал к земле и, отрезанный от голубого тропического неба, чуть не ползком продирался сквозь спутанные ветви в зловещем сумрачном тоннеле сплошной зелени, где солнце, с трудом пробиваясь сквозь плотное кружево листвы, лишь изредка било в глаза короткими яростными вспышками. Каждый шорох, каждый писк и скрип, каждый запах и треск, – а то и просто абсолютная ти-

шина, – все ассоциировалось с опасностью, заставляя Бригга тревожно озираться.

Бригг часто воображал себе, как две сотни партизан, – а именно во столько человек оценивалась численность банды коммунистов, действовавших в районе Баксинга, – дожидаются Дрисколла, затаившись в густом подлеске. Две сотни… Он думал об этом глядя на жирную муху, присевшую напиться пота на шею бредущего впереди рядового, или прислушиваясь к бормотанию малайских солдат, которые часто присоединялись к ним. «Маши, маши…» – шептали они вполголоса, а Бригг уже знал, что это слово означает «смерть».

Но, как ни странно, никто из них еще ни разу не попал в засаду, никого не настиг град пуль, выпущенных в упор из ближайшего куста. Их вообще никто не беспокоил. Единственным звуком, указывавшим на то, что в этих враждебных джунглях есть люди, было их собственное натужное дыхание. Однажды, правда, Таскер случайно выстрелил из своей винтовки, едва не попав в идущего впереди солдата – пуля прошла в какой-нибудь четверти дюйма от его уха. Это было серьезным проступком, и Таскеру грозил военный трибунал. Действуя в полном соответствии с каким-то подпунктом какой-то статьи дисциплинарного устава Королевских вооруженных сил, Дрисколл доложил о происшествии, но офицер артиллерийско-технической службы, к которому в конце концов попало дело Таскера, как раз в тот день куда-то засунул свой автомат и поэтому не мог спокойно вынести даже упоминания о трибунале.

Отделение под командой Любезноу двигалось менее сложным маршрутом, направляясь к кампонгу – малайской деревне, стоявшей на берегу ленивой зеленой реки к югу от лагеря. Отряд шел, как всегда, осторожно, то скрываясь в кудрявых зарослях на краю леса, то снова выбираясь на свет.