— Вовсе это не вздор, мадам! — Ее глаза смеялись, и пухлые щечки раздувались от новостей, как у белки, насовавшей туда орехов. Она упивалась тем, что последнее слово осталось за ней. — Я как раз хотела все вам рассказать, но вы отказались меня слушать. Муж, которого выбрал для вас ваш покойный отец.
— Кэт, откуда ты знаешь? Глаза у нее расширились.
— От него, миледи. Он мне все рассказал.
— И когда же это случилось? Ее секрет рвался наружу, как ключ из-под земли.
— Сначала в Уайт-холле. Я прогуливалась по саду, и он подошел ко мне поговорить о вас. Сказал, что просил у короля вашей руки и тот обещал отдать вас ему в жены. Он превозносил вас до небес, и за одно это я сразу же прониклась к нему симпатией.
— Почему же ты тогда мне не сказала?
— Он просил меня помолчать, пока время не приспело, а вы, принцесса, в эту же пору запретили мне говорить о лорде Серрее.
— А теперь?
Она высунула кончик языка, отдуваясь, как кошка.
— Теперь? Подумайте сами, принцесса, почему нас послали сюда?
— Так решил совет.
— Так решил председатель совета, лорд Сомерсет, брат лорда Сеймура: он хотел дать ему возможность поухаживать за вами.
— Придержи язык, Кэт! И чтоб ни слова об этом ни единой живой душе, ты слышишь?
Это слово ужаснуло меня. Поухаживать! Созрела ли я для ухаживаний? Или хуже того — для замужества? Неужели спасения нет?
И все же… если бы это был он… такой человек, как он…
Мысли судорожно метались и путались.
— Повтори: он сказал тебе, что любит меня, что просил моей руки и король дал согласие?
— Он поклялся, миледи.
— А потом мой отец умер…
— А теперь лорд Том приходится дядей короля, который ни в чем ему не откажет!
Возможно ли это? Я посмотрела в зал. Хотя Екатерина все время была с ним рядом, но все же казалось, что осью, вокруг которой вращается королевский двор, был он, а не она — королева. Жизнь в нем бурлила, переливаясь через край в каждом взрыве хохота, в каждом самоуверенном жесте. Его глаза, лицо, улыбка — все горело жизнью, жаждой жизни, и все, как мотыльки, слетались погреться у этого огня.
В тот момент, когда я посмотрела в зал, он оглянулся на меня и рот у него растянулся в широкой улыбке. Слушая вполуха, что говорит ему собеседник, он, смеясь, приветствовал меня. Я смотрела на них двоих, пока они не обменялись словом или взглядом, значения которого я не могла разобрать. Что-то во мне замерло, и рука у меня на лице стала горячей.
Кэт, как цапля, не пропускала даже мелкой рыбешки.
— Он вам нравится, мадам, я вижу! — в восторге воскликнула она. — Вот это будет парочка, нутром чувствую! — Потом она посерьезнела, и лицо у нее стало почти печальным. — Мне бы только увидеть вас замужней, чтоб и вы узнали на супружеском ложе ту радость, что знаю я со своим Эшли, тогда, принцесса, я смогу умереть спокойно.
На следующий вечер он снова был в Большом зале, одетый в атлас не черный и не серый, но цвета тьмы и вечного мрака. Я мучилась весь день после бессонной ночи: только на рассвете удалось мне немного вздремнуть, и тут влетает Кэт, распевая любовную балладу: «В Айлингтоне девчонка жила…»
Я чуть не надавала ей по щекам.
— Кэт, — простонала я, — хватит, я тебя умоляю!
— Девушки все так говорят, мадам, — непочтительно возразила она. — Скоро вы научитесь кричать: «Еще, мой милый, еще, я тебя умоляю».
— Кэт!
Она заметила мою бледность и принялась укутывать меня в теплые одежки, так как я сошла с королевского ложа нагая и дрожащая от холода.
— Я говорю лишь об обычаях природы, которым Господь в своей доброте предписал нам следовать.
— Но только после святого таинства брака! А это невозможно!
— Вполне возможно, леди, и не позже чем через неделю.
— Бог мой, что ты хочешь этим сказать? Она внезапно помрачнела:
— Лорду Сеймуру надо только съездить ко двору, всего-то полчаса верхом, поговорить со своим братом, потом с вашим — королем, — и дело сделано.
Я знала, что она говорит про свадьбу, потому что в те времена от помолвки до свадьбы было недалеко.
— Но после смерти моего отца этого никто не разрешит, пока двор еще в трауре. Она пожала плечами:
— Тут надо только согласие короля, а тогда и разрешение епископа можно легко получить на основании вашего слабого здоровья — бледной немочи, девичьей лихорадки — чего-нибудь в таком роде…
— А что же я?..
Никогда я не видела ее такой нежной.
— Ну, и что же вы? — Она поцеловала меня. — Неужели он вам не нравится? Неужели нет?
Нравится, конечно же, нравится! Я, как в лихорадке, бредила его высоким ростом, сильными руками, блестящими глазами, его смелым загорелым лицом, его…
Я не знала этого слова и при одной только мысли краснела, но та вещь, что делает их мужчинами, впервые понравилась мне в нем.
И с ним тоже, как вы узнаете, слишком скоро.