– Вань, ну что ты делаешь? – я с ужасом замечаю, что разочарована, но в то же время рада тому, что он остановился. – Я же почти замужем. Мне кажется, ты должен понимать, что это неправильно.
Парень улыбается:
– Ну вот, – говорит он радостно. – Ты уже назвала меня на «ты» и по имени. Оно того стоило.
Он такой милый, что я неожиданно для себя смеюсь.
– Новую жизнь нужно праздновать шампанским, – лукаво улыбается Ваня.
– Не думаю…
– Верно, не думай. Все запреты остались за пределами этой машины, – он достает откуда-то бутылку шампанского, открывает его, и пена проливается прямо мне на платье.
– Ох, черт! – не успеваю я прихватить себя за язык. – Прости.
– Давай я помогу тебе его просушить?
– Нет, спасибо…
Но его рука оказывается под подолом, скользит по икре, обводит ладонью коленку.
– Вань, не надо, пожалуйста, – на глаза наворачиваются слезы, когда я понимаю, что он не останавливается.
Его ладонь проходит вверх до повязки, проходится по краю чулок.
– Я прошу тебя…
– Давай выпьем, милая, – он коротко целует меня. – Потом ты поймешь, какую услугу я тебе оказал.
Слезы катятся из моих глаз, и я ничего не могу с этим поделать.
– Не надо этого, малышка, – он трется об мою щеку своей, вытирая мои слезы. – Я буду нежным. Я буду лучшим для тебя.
– Ваня… – выдыхаю я, когда он отодвигает в сторону кружевное белье и вводит палец прямо в меня!
– Ты такая мокрая, – он подносит мне горлышко бутылки прямо к губам, а сам целует мою шею, всасывает кожу в рот, выводит одному ему ведомые узоры языком.
Я не знаю, почему я пью, когда он приказывает, не знаю, почему позволяю ему делать все это. Как будто кто-то вынул из моей головы мозг и заменил Ваниным запахом. И желанием. Диким.
Он двигает во мне пальцем, не всовывая его на всю фалангу. Я постанываю ему в плечо и думаю, что я, вероятно, сошла с ума. А потом я чувствую, как к первому пальцу присоединяется второй и плавно входит так глубоко, как ничего еще во мне не было. Резкая боль прошивает мой живот, и я вскрикиваю Ване в плечо. Он отстраняется, смотрит на меня прищурившись.
– Ты девственница?
– Да, – прячу я взгляд.
Он на какое-то время зависает, думает о чем-то своем, а потом смотрит мне прямо в глаза своими зелеными.
– Парни, конечно, будут недовольны, но, поверь, лучше, чтобы это сделал я.
2
– О чем ты говоришь? – теряюсь я в его взгляде. – Ваня, останови машину, пожалуйста!
– Да, ты права, лучше остановить, – он коротко приказывает водителю остановиться. – Наверное, первый раз лучше без свидетелей?
– Не надо, пожалуйста, – я уже рыдаю. – Прошу тебя, Ваня. Я не понимаю, что происходит. Кто и чем будет недоволен?
– Послушай меня, – он обхватывает руками мое лицо, вытирает большими пальцами слезы. – Если ты будешь делать все, как я говорю, с тобой все будет нормально. Твой дядя отдал тебя за долги. Понимаешь?
– Как? – я плачу некрасиво, громко всхлипывая. – Как это? А мой жених? Он же заграницей…
– Так бывает, малышка, – целует меня в лоб, в нос. – Твой жених в курсе твоей продажи, его все устраивает. Он в доле.
Я еще больше заливаюсь слезами, не в силах себя сдержать.
– Единственный твой способ выжить – слушаться меня, поняла? А потом мы с тобой уедем. Слышишь, Деля?
Он коротко целует меня в губы.
– Обещаю тебе, – кончик его носа трется об мой влажный и точно распухший от слез нос, и все эти действия хотя бы немного, но успокаивают меня. – И я обязательно расскажу тебе все, что смогу, все, что знаю сам. Только тебе нужно меня слушаться. Только меня. Слышишь?
Я часто киваю, как будто бы он вводит меня в транс своими словами. Мне так страшно, что его голос кажется единственным ориентиром в рухнувшем мире. Как можно отдать живого человека? Родную племянницу? Словно вещь! Я снова всхлипываю от укусов роящихся в голове мыслей.
– Нет-нет, малыш, – строго смотрит на меня Ваня. – Первое, что ты должна запомнить, – плакать нельзя. Понимаешь?
– Да, – шепчу я.
– Вот и умница, – он смотрит на меня с нежностью. – Моя восхитительная умница.
Парень прижимает меня к себе, и я обнимаю его, чувствуя в нем единственную опору. Его запах заполняет все мое нутро, действуя успокаивающе.
– Выйди покури, – говорит Ваня водителю, и тот шустро выпрыгивает на обочину рядом с машиной. – Вот видишь, мы совсем одни.
Я вновь киваю, словно китайский болванчик. Мне больше не за кого цепляться и некому доверять, кроме как ему.
– Ты не должна меня бояться, – шепчет он мне на ухо. – Я твой единственный друг здесь. Ты слышишь меня, Деля?
– Да, я слышу, – заглядываю ему в глаза и тону.
– Покажи мне, детка, как ты готова меня слушаться, – его губы проходятся по моей шее до ключицы, вызывая во мне очередную волну страха, смешанную с чем-то неизведанным. – Встань на четвереньки, малышка.
– Вань…
– Встань. На четвереньки, – в его голосе на мгновение прорезаются металлические нотки. – Тебе будет хорошо. Ты же мне веришь?
– Да, – шепчу я и медленно становлюсь на коленки прямо на кожаном сиденье огромной машины.