Девственница (ЛП)

- Долгая история? - Повторила ее мать. - Долгая история? Я не видела тебя и ничего о тебе не слышала уже два года...

- Ты назвала меня шлюхой, мам. Неужели ты действительно думала, что я хочу продолжать тот разговор с тобой?

Спина матери заметно напряглась.

- Это было неправильно с моей стороны. Я беспокоилась за тебя, и то, что я узнала о тебе, я приняла... плохо.

- Это что, извинение?

- Да.

- И ты меня прости, - сказала Элли. Прямо сейчас она сожалела обо всем.

- Простишь меня?

- Да. Нет. Может быть.

- Может быть? - спросила мама.

- Я прощу тебя за все, что ты мне наговорила. И если ты точно помнишь, то назвав меня "шлюхой" было только началом этой дискуссии.

- Я слишком остро отреагировала. У меня были свои причины для столь бурной реакции.

- Знаю, - сказала она, хотя в то время не испытывала никакого сочувствия к матери. Между ними все было хорошо, пока однажды вечером Сорен не подвез ее домой на своем мотоцикле. Предполагалось, что ее мать задержится допоздна на церковном мероприятии, но она заболела и рано вернулась домой. Один взгляд в окно, и она увидела, как дочь целуется с католическим священником. Элли так разозлилась после того, как мать назвала ее "шлюхой священника", что высказала все. Секс. Извращения. И если ее мать осмелится сказать хоть слово об этом, Элли больше никогда не заговорит с ней, пока та жива.

На следующий день Элли съехала.

- Мам, мне нужна твоя помощь кое в чем.

- Чем я могу тебе помочь? - Спросила она, с одинаковой долей волнения и подозрения.

- Мне нужно остаться здесь на некоторое время.

Она покачала головой.

- Это невозможно. В аббатство допускаются только сестры. Тебя даже не должно быть за этой дверью.

- Может быть, они сделают для меня исключение. Я могу работать.

- Работать? Как? Мы сами выполняем все работы здесь. Мы сами готовим себе еду, убираем, занимаемся хозяйством - всем. Мы не нанимаем посторонних помощников.

- Но я могу помочь. Вам вовсе не обязательно меня нанимать. Я буду работать бесплатно.

- Нет, Элли. Я не знаю во что ты ввязалась, или с кем у тебя опять проблемы...

- Я убегаю не от копов. Мне двадцать шесть. Я не из дома убегаю. Мне нужно где-то остановиться на некоторое время, в безопасном месте.

- Значит, в этот раз ты не угоняла машин?

- Нет, - ответила она. - Ладно, одну. Но это было больше похоже на одолжение. И он получит ее обратно.

- Элли, у меня нет времени на твои игры. У меня еще много работы. У меня здесь своя жизнь, и ты в ней не участвуешь. Ты не можешь быть ею. Ты можешь прийти сюда, в часовню, на службу. Нам разрешены посещения раз в неделю. Но это святое место, прибежище.

- Мне нужно прибежище.

- Почему? Потому что тебя снова арестуют?

- Нет, мам. Потому что я ушла от него.

Тишина.

Полнейшая тишина.

Великое безмолвие. Такое громкое безмолвие, что оно эхом отдавалось от пола, словно шаги. Наконец ее мать выдохнула и перекрестилась. В глазах появились слезы, и она прошептала “Benedicta excels Mater Dei, Maria sanctissima.” Элли не очень хорошо знала латынь, но узнала молитву благодарности Деве Марии, когда услышала.

Не успела она опомниться, как мать заключила ее в объятия, и шея Элли стала мокрой от слез. Не от собственных слух, а матери. Элли закрыла глаза и вдохнула тонкий, чистый аромат талька. Кое-что в ее матери осталось прежним. Одежда, волосы, даже имя... все было другое. Но, по крайней мере, ее мать пахла точно так же.

- Детка, ты можешь остаться, - прошептала она. - Я заставлю их позволить тебе остаться.

- Спасибо. - Она тоже хотела заплакать, но слезы не шли. Она им этого не позволит. Слезы здесь не приветствовались. Элли не могла вспомнить, когда в последний раз мама обнимала ее, и так держала. Годы. Это объятие почти стоило того, чтобы уйти от Сорена.

- Ты действительно ушла от него? - снова спросила мама.

- Да, - ответила Элли.

- Насовсем? - спросила мама.

Элли кивнула, уткнувшись в плечо матери.

- Насовсем.

Глава

7

Мама Элли сопровождала ее из одного коридора в другой. Снаружи аббатство выглядело как квадрат из серого камня - три этажа в высоту и, вероятно, столько же в длину, сколько и в ширину. Внутри, однако, был настоящий лабиринт. Через каждые несколько футов они поворачивали за угол, затем еще раз. Извилистые коридоры, двери без табличек. На стенах висели распятия, иконы, святыни, бесчисленное количество изображений Святой Моники в различных позах, в различных сценах. На одной мозаике Святая Моника держала на руках своего сына святого Августина. Элли лишь на мгновение посмотрела на нее, и быстро отвела взгляд.

- Куда мы идем? - спросила она у матери, которая все это время не отпускала ее руку.

- Я иду в часовню Вечной Адорации. Мать Настоятельница сегодня там. Нам нужно будет получить ее разрешение, чтобы позволить тебе остаться.

- А она его отдаст?

- Она не любит чужаков в аббатстве.

- Это что, "нет"?

- Нет, но все равно начинай молиться, - сказала мать, и Элли сделала то, что ей было сказано.