Девственница на замену

Он перехватывает мое запястье и, чуть завернув, заставляет выронить игрушку.

— Альфу членом по голове? — Обалдело округляет глаза, напирая на меня. Пригвождает к стене, коленом разводит мои ноги и, маниакально вдохнув запах моих волос, обнажает зубы: — Не почувствовала запечатления? Как так? Невинность твоя мне подарена. Меня пометила. Клеймила. В груди жжет.

— Это изжога, — отвечаю я с застрявшим в горле хрипом от испуга.

Все бабочки из живота вмиг улетучиваются, как только мужские глаза начинают наливаться кровью. Всматриваюсь в них и обнаруживаю для себя, что не замечаю линз. Но ведь такого природного цвета у радужки просто не бывает!

— Ты хоть понимаешь, что теперь мне нужно жениться на тебе?! Сделать тебя своей самкой?! Волчицей… — в его голосе вместе с угрозой звучит отчаяние.

Неудивительно, он же умом тронутый. Какая самка? Какая волчица? Бухой, что ли?

Он опять принюхивается. Задолбал уже, блин! Я в канализационный люк провалилась. От меня и так тот еще душок, а этот придурок кайф от него ловит. Дегенерат какой-то.

Оторвав от моего лифчика бейджик, он ухмыляется. Успеваю прочитать на нем «БарСук», прежде чем он летит в сторону.

— Больше это тебе не принадлежит, — продолжает отмороженный патлатый. — Теперь ты моя истинная. Правда, я пока даже отдаленно не представляю, как представлю стае своей парой… — смеряет меня оценивающим взглядом. — Шлюху.

Ну знаете ли, это уже слишком! Дурнушка — да. Зашоренная — согласна. Но назвать меня шлюхой!

Мужчина оставляет меня, приоткрывает дверь комнатушки, в которой мы зажимаемся, и кричит:

— Басанти!

Из глубин затемненного зала сюда тянется странная развеселая до упоротости музыка, громкие голоса, пьяный смех и клубы табачного дыма.

Я сползаю по стене, щипая себя за тыльные стороны ладоней. Это какой-то сон. Бред. Кошмар. Но ощущения настолько живые и реальные, что я начинаю сомневаться в призрачности происходящего. Опять рукой шарю в поисках какого-нибудь оружия, успокоительного, талисмана, в конце концов, пока мужчина, только что лишивший меня девственности, тихо перешептывается с какой-то девицей лет восемнадцати. Та стреляет в меня глазками, кивает, поддакивает. Я поднимаю с пола первую попавшуюся коробку и прижимаю к груди, молясь, чтобы эта штуковина вернула меня домой — к моей озабоченной начальнице, которой я буду покупать резиновые члены на любой вкус и цвет, лишь бы выбраться из этого дурдома.

Выдохнув, переключаю внимание на надпись позади коробки: «Стимулятор клитора Пингвин». Охренеть просто! «Эстетическое совершенство и удовольствие от бесконтактной стимуляции». Во как! «Вы ощутите не только вакуумное давление, но и волновую пульсацию, растекающуюся бесконечным восторгом по всем рецепторам тела».

Так вот под чем круглосуточно моя начальница — под бесконечным восторгом.

Я переворачиваю коробку. Гляжу на прикольную штуковину, мало чем напоминающую настоящего пингвина, зато с галстуком-бабочкой. Ну просто джентльмен. И выглядит достойно, и хрень всякую не несет, и куни делает отменный. Теперь ясно, почему некоторые отдельные барышни не выходят замуж. И это я не про себя. У меня совсем другая причина одиночества. Бесплодие. Увы, но два моих серьезных романа плачевно закончились, как только парни узнавали, что я не могу иметь детей. Вряд ли они горели желанием быть папашами. Скорее, сам факт, что ты через потомство можешь доказать всем, что ты мужик — берет верх над здравым смыслом. Примитивность. Жалкая и скучная…

— Ты слишком громко думаешь! — фыркает мне патлатый.

Очухавшись, обнаруживаю, что некая Басанти уже испарилась, дверь снова закрыта, а мужчина сверлит меня желтыми глазищами.

— Ты читаешь мысли? — Я робко поднимаюсь на ноги, так и прижимая к груди коробку с пингвином.

— Да у тебя же на лице все написано: как ты злорадствуешь, что первая выберешься из бара сук и утрешь всем носы, став волчицей альфы.

— Серьезно? — Медленно поворачиваюсь к зеркалу и вскрикиваю.

Господи Иисусе! В отражении на меня смотрит далеко не Виталина, а какая-то размалеванная брюнетка со взглядом кошки. Про такую и я бы сказала, шлюха. Не будь я ею! Но я — это она. Открываю рот, и у нее открывается. Поднимаю руку — то же самое. И в объятиях тот же самый пингвин. Правда, что уж греха таить, девке на вид лет двадцать пять. А скинуть десяток годков приятно.

Патлатый пристраивается у меня за спиной, обвивает мою талию ручищами и шепчет в ухо:

— Но мы придумаем тебе новую историю, Ви-та-ли-на. Я обращу тебя в свою веру в первое же полнолуние. А пока ты тихонечко отсидишься тут. Я оплачу твое проживание, и удовлетворять клиентов тебе не придется. Но учти, если все же прыгнешь на чей-то писюн, я тебя на части порву. — Он натягивает мои волосы, запрокинув мою голову на свое плечо. Зубами скребет по моей шее, больно царапая чувствительную кожу. — И мне плевать, что тем самым я обреку себя на вечное одиночество. Дырку себе я всегда найду.

— А резиновые писюны считаются? — пищу я, нервно сгибая углы коробочки.

Патлатый бросает взгляд на пол и скалится: