Девственница трейлерного парка

Грейси поворачивается при моих словах, все ее лицо сияет, но улыбка быстро исчезает, когда она видит выражение моего лица. Мы с отцом немного изменили наши смены, чтобы не оставлять Грейси одну дома. Сейчас я ухожу и возвращаюсь раньше, а отец уходит позже, чтобы оставаться с ней по утрам.

Кажется, это было хорошей идеей. Мы не единственные, кто заметил, что Грейси выросла, и мудаки, вроде Коди, который живет через два трейлера от нас, попытаются сделать шаг. Этого не произойдёт. Она – наша.

– Привет, Тай. Я просто хотел одолжить у Грейси немного сахара, – он протягивает руку и проводит пальцем вниз по её голой руке. – Правда же, маленькая Грейси?

Я немедленно оказываюсь рядом с ним, моя ладонь смыкается на его горле, когда я укладываю его на пол. Его голова ударяется об линолеум настолько сильно, что уверен, он видит звёзды.

Я слышу, как Грейси охает за мной, вероятно шокированная моей яростью. У меня никогда раньше не было причин злиться, но я прослежу за тем, что все знают, – только я и отец имеют право касаться её. Мы ждали очень долго, чтобы сделать ее своей.

Я очень близко склоняюсь к его уху, не желая, чтобы Грейси услышала, что я собираюсь сказать, пока он пытается убрать мою руку с его горла. Я только сильнее сжимаю пальцы, зная, что останутся хорошие, заметные синяки, которые все смогут увидеть.

– Ещё раз посмотришь в ее сторону, и я прослежу за тем, что никто больше тебя не увидит. Вокруг множество лесов и не возникнет сложности вырыть чёртову яму, чтобы закапать тебя.

Он задыхается на моих словах, пытаясь вдохнуть.

– Кивни головой, если ты понял меня.

Он быстро кивает.

– Сейчас я отпущу тебя, и ты уйдёшь на хрен отсюда и расскажешь всем. Никто. Не. Трогает. Нашу. Грейси, – я кричу последние слова, желая, чтобы Грейси услышала эту часть.

Я отпускаю его, и он подскакивает, выбегая из дома, входная дверь захлопывается за ним. Я поднимаюсь с пола и поворачиваюсь к Грейси, которая стоит с широко открытыми глазами и вжимается в стойку рядом с раковиной.

Я разглядываю ее. Она тяжело дышит и полу–испуганное выражение всё ещё сохраняется на её лице. Я иду к ней, поднимаю её и усаживаю на край столешницы.

– Ты всегда приглашаешь людей в наш дом, когда нас нет?

– Нет, я… я, – она запинается в словах. – Я просто пыталась быть дружелюбной. Это же Коди, и он сказал, что ему нужно немного сахара для кофе.

– Он хотел то, что принадлежит нам, – говорю я, наклоняясь ниже, чтобы оказаться в ее личном пространстве. – Здесь никого не должно быть, кроме нас.