Девственницы

— Принесешь в жертву?

Тот наморщила нос.

— Ага, это вообще-то противно. Я собираюсь раздавить их кирпичом.

Джеральд вздрогнул.

— Как вы думаете, поможет?

— Не знаю.

— Никому не говорите, ладно? Ничего не получится, если тайна перестанет быть тайной.

Он кивнул.

Тот встала, взяла банку с колюшками и побрела по тропинке. Вдруг она остановилась и обернулась.

— Вы играете на своем пианино? — спросила она.

— Нет, — ответил Джеральд. — Я не умею.

— Извините, конечно, — сказала она, — но, по-моему, это ужасно глупо… когда у тебя есть пианино, не играть на нем. — Она переложила сачок на другое плечо. — Если хотите, могу научить. Я умею играть «Тати-Тати».

Он посмотрел на девочку, стоящую на дорожке. С сачка на ее плече капала вода, тянулись нити водорослей. Она и семь колюшек ждали ответа.

— Я с удовольствием, — сказал он. — Спасибо.

Тот передернула плечиками и выдула большой розовый пузырь.

— Вот и отлично, мистер Морской ангел. — Она снова отвернулась и зашагала по дорожке, неся своих рыбок. — Не стоит благодарности.

Весна 1972

Владелец палаточного лагеря называет меня «Сокровище» и каждое утро, когда мы идем на пляж, дарит мне коробочку драже в шоколаде. Я дожидаюсь, пока не покажутся дюны, и только тогда вскрываю коробку пальцем, вытаскиваю драже и кладу в рот. Их нельзя грызть. Их надо рассасывать.

Внутри одних драже апельсиновый крем, в других — кукурузная крошка. Но в некоторых — их немного — внутри мята. Если мне достается мятное драже, я выплевываю его обратно в коробку.

Когда мама и папа спят, а Дороти читает свои журналы, я выкапываю в песке БОЛЬШУЮ яму. Потом залезаю в нее и зарываюсь в песок. Не совсем, потому что можно задохнуться; я оставляю снаружи голову и руку.

Когда вокруг только волны, чайки и папин храп, я закрываю глаза и жду. Жду, пока волосы не закипают и веки не начинают светиться. Тогда я засовываю в рот мятные драже. Все сразу.

Слушать волны и сосать пригоршню мятных драже — это что-то. Не знаю, как назвать. Просто это что-то… небывалое.

Матч

У Тот Томпсон бывали припадки. Не серьезные, большие эпилептические припадки, а тихие. Иногда детям казалось, будто она просто о чем-то задумалась. До того как они узнали про припадки, они трясли ее и дули ей в глаза. Они думали, что Тот просто со странностями. Но потом ее мама всех просветила.

— У Тот припадки, — объяснила она. — Их не надо бояться, но вы должны прибежать и привести меня или ее отца, если вам кажется, что у нее началось.

Многие дети посчитали Тот источником неприятностей, обузой и стали относиться к ней так, словно она была стеклянная.

Ее жизнь превратилась в настоящий кошмар. Бывало, Тот наблюдала за муравьями под живой изгородью или тихо лежала в траве и слушала червяков, а кто — то бежал к ее родителям, и ее поднимали на ноги и осматривали, ища признаки припадка. Поэтому она научилась все время тихо гудеть себе под нос. И еще она все время улыбалась, рассудив, что людям, у которых припадок, вряд ли весело. Вроде бы все наладилось.

Тот тыкала прутиком в окурок, валявшийся в сточной канаве, и мурлыкала себе под нос марш из спортивной передачи «Матч дня» — просто так, чтобы все знали, что у нее нет припадка. Рядом с ней на тротуаре сидел Симус О’Фланнери, умственно отсталый мальчик из тупика Стэнли. Ему было двенадцать; он был слишком большой, чтобы играть с ней, но она не возражала против того, чтобы он сидел здесь. Тот нравилось слушать, как он дышит. Как будто ему нужно продуть нос. Когда он волновался или злился, он тявкал, как гончая Дипенсов.

Как холодно! Скорее бы два капитана подобрали себе команды. Она застегнула розовую курточку, новую, с вышитыми птичками, и натянула капюшон. Брат Симуса, Майкл, совещался с Найджелом Дипенсом — ясное дело, они решали, кому на какой половине поля играть. Стайка мальчишек слонялась вокруг телеграфного столба на краю лужайки; у всех был нарочито равнодушный вид, как будто им все равно, кого выберут первым… или последним. Майкл крепко сжимал под мышкой футбольный мяч, «Адидас Телстар». Мяч был его собственностью; все, кто хоть сколько-нибудь разбирался в футбольных правилах, понимали, что Майкл имеет право выбирать первым.

Тот хорошо играла в футбол. Она не била по мячу пальцами ног, как другие девчонки. У нее был сильный удар, и отец говорил, что у нее хороший глазомер. Она надеялась, что ее выберут не последней. Она очень надеялась, что ее выберут не после Симуса.