Девушка А

– Надень платье, – попросил Итан.

Ана кивнула и умчалась наверх.

Я взглянула на брата.

– Что? – спросил он. – Я просто подумал… мне это не нужно на самом деле. Если это сделает тебя счастливой – вперед. Ну и твоя идея очень понравилась Ане.

– Ты уверен, что не нужно?

– Почти. У меня есть одно условие.

– Шутишь, да?

– Я все подпишу. Но раз мы делаем по-твоему, ты сама всем и занимаешься – сносом, финансированием, чем там еще… Я больше и слышать об этом не желаю. Я хочу сказать: оглянись вокруг – вот так я сейчас живу.

Я посмотрела на сонных пчел, кружащих над травой; на расписанные вручную тарелки с остатками яичницы; на Горация, дремлющего в другом конце сада под подсолнухами, которые вырастила Ана. («Каждый год здесь проходит соревнование, – пояснила она серьезно, – между старушками Саммертауна. Но в этом году его выиграю я».)

– Даже видеть тебя – иногда уже чересчур, – закончил Итан.

Я много чего могла бы на это ответить, но любой из этих ответов испортил бы мне все дело.

Кивнув, сказала:

– Хорошо.

Мы пожали друг другу руки, как будто снова стали детьми и всерьез поспорили, кто правильно назовет столицу Танзании. Вспомнив это, я улыбнулась, но название столицы в голову не пришло, и тогда я спросила у Итана. И поступила правильно: это оказалось шагом к перемирию.

– Это точно не Дар-эс-Салам, – произес он.

– Определенно, – согласилась я.

– Додома. – Он посмотрел на меня торжествующе, затем задумался. – Мистер Грегс и его столицы…

– Я помню их.

– Хотя нет – не Додома.

– Не Додома.

– Знаешь, в прошлом году я проводил презентацию на конференции школьных директоров. Это крупное событие. Туда съезжаются директора школ со всего мира. В самом конце моей речи, когда в зале раздались аплодисменты и уже можно было расслабиться, я посмотрел в зал и вдруг в толпе увидел его – мистера Грегса. Он сидел на одном из задних рядов, хлопал. Мне даже показалось, я поймал его взгляд. Потом я искал его у стойки с напитками, но там было столько народу. Да и на прощальном вечере я так и не увидел его. Но решил, что все равно разыщу мистера Грегса. Запросил список участников конференции – его там не оказалось. Я подумал, в списке опечатка или его просто пропустили, затем искал среди всех школьных директоров страны. И опять не нашел. Я искал везде и всюду. И выяснил: на той конференции его никак не могло быть, потому что он умер. Пятью годами раньше. Он так и остался учителем, преподавал в одной общеобразовательной школе, в Манчестере, и умер прямо на работе.

Я вспомнила, как Итан уходил на уроки в те дни, когда была его очередь выступать, – его просто распирало от знаний.

– Мне жаль.

– Не стоит. Он ведь, в общем-то, мне никто. Но учителем был отличным.

Раздались шаги – к нам спускалась Ана. Мы стояли вдвоем и смотрели, как она идет через кухню. В желтом платье, раскинув руки на солнечном свету, она будто собиралась обнять нас.

– Как это ни странно, – успел сказать Итан прямо перед тем, как Ана подошла, – я вспоминаю его каждый раз, когда где-нибудь выступаю. И мне нравится думать, что он до сих пор где-то там, в толпе.

3. Далила (Девочка Б)

Старшему инспектору Грегу Джеймсону шестьдесят пять, он толстый, давно в отставке – как старый и уже никуда не годный цирковой пес. Каждое утро его жена Элис наливает ему чай, намазывает маслом тосты, кладет газету и приносит все это на старом больничном подносе, который унесла с работы. В качестве компенсации за бесконечно длинные ночные дежурства, как она сказала. Десять часов, шторы в спальне колышутся, утопая в утреннем солнце, и в эти минуты кажется, что ночные смены окончательно позабыты.

Его дни насыщенны. Он любит сад и слушать крикет по радио. Ему нравится плавать в открытом бассейне «Пелз» раз в неделю, но только летом. Стоя на траве и снимая с себя одежду, он каждый раз изумляется огромному белому животу и седым волосам на груди. Еще его удивляет, что он не тонет. Зимой он впадает в спячку, поедая печенье и читая спортивные биографии. Он выступает в школах и общественных центрах в Лондоне, рассказывает о своих дежурствах; о том, как был следователем; говорит детям, что и они могли бы этим заниматься. Иногда те задают ему интересные вопросы, и тогда он понимает, что они действительно слушали – значит, день прошел не зря. А в следующий раз вдруг спросят: «А вы носили шляпу?»

Временами. И тогда он начнет вспоминать.

Бывали дни, когда Джейсмон возвращался домой под утро, в его душе разгоралась ненависть ко всей человеческой расе, и он задумывался, а не собрать ли ему рюкзак и не переехать ли в какое-нибудь местечко, самое что ни на есть уединенное – Бен Армин[18], может быть, или Сноудонию[19], – и вести там жизнь отшельника. («А лучше, – пораскинул он умом, – прикинуться местным чудаком»; тогда ему будут давать горячую еду в придачу и пускать в пабы.)