В общем, каждый имел свое мнение по данному вопросу, но все мы сошлись в одном — деньги в любом случае нельзя оставлять в погребе нехорошего дома. Надо их как-то доставать. И наша неразлучная шестерка, к которой примкнула и Ксения, оставив Эдуарда отсыпаться, снова двинулась в сторону Люськиного участка. Но, не доходя до калитки Володиных, Толик, который шел первым, невольно замедлил шаг.
Редкие, но сильные удары, как будто тараном выбивали ворота средневекового замка, неслись из темноты. Мужчины на секунду замешкались у забора, а потом решительно двинулись дальше. Мы, их отважные помощницы, тоже старались не отставать. Но все-таки немного приотстали и успели увидеть только, как Ксюшиного муженька Гришу и его благообразного папеньку, который совсем недавно не желал уходить из гостей, а теперь бесчинствовал в чужом доме, выводят с заломанными за спину руками на свежий воздух и усаживают на ступеньки крыльца.
— Заходим в дом, а они там шуруют, — взволнованно рассказывал Михаил, как только все оказались в сборе. — Крышку погреба бревном долбают. Вот тебе и интеллигенция, откуда только силы берутся…
Вадьку же больше всего интересовало, кто это сбежал от него в леопардовом халате. Любимый инквизиторским тоном вел перекрестный допрос, пытая то Ивана Аркадьевича, то вдруг набрасываясь на беззащитно моргающего глазами Григория.
Презрев нападки Вадима и увещевания Ксении, пленные молчали как партизаны и отказывались отвечать на два главных вопроса: «Кто был в леопардовом халате?» и «Где убийца Валентина Кузьмича?».
— Гришенька, основное я уже рассказала, — чуть не плакала Ксюша. — Давай будем последовательны и расскажем все до конца…
Но ее мужчины продолжали хранить гордое молчание.
— Иван Аркадьевич, вы же знаете, скажите им… — всхлипывала самозваная Изольда.
— Ничего не знаю, — упирался дед и надменно отворачивал в сторону седую благородную голову.
И тут меня пронзила неожиданная мысль: «В леопардовом халате была Виолетта!» Ну да, все сходится. Мальчик Вова увидел призрак как раз тогда, когда его бабушка уехала с дачи. Но кто знает, может, она никуда и не уезжала, а затаилась в доме Володиных? Может, пронюхала про денежки Гадованюка и решила ими завладеть… А может, ей про деньги рассказал Иван Аркадьевич? Теперь понятно, про какую работу говорила соседка. И тогда становится ясно, почему Иван Аркадьевич, ее большой друг, не хочет отвечать на наш простой вопрос.
Я закрыла глаза и до мелочей представила себе виденный недавно призрак. Он стоял перед моим мысленным взором как живой. Скорее сухопарый, чем толстый, рост средний и ноги худые и жилистые, как у Виолетты. Ну точно, это она! Но только я собралась во всеуслышание сообщить о своем открытии, как над ухом раздался голос любимого:
— Вот Рина и полезет…
Полными недоумения глазами я уставилась на Вадима. Оказывается, пока я размышляла, Ксюшка успела увести несгибаемых родственников домой, а остальные держали совет, как добраться до мешка денег. И что, вы думаете, замыслили эти находчивые люди? Они придумали пробраться в погреб тем самым путем, который проложил себе пленный Гадованюк, стремящийся к свободе… Нет, я, конечно, согласна, что если нет возможности открыть крышку злополучного погреба снаружи, то вполне разумно забраться в погреб другими имеющимися в наличии способами… Одного я только не могла понять: почему лезть по узкому, грязному земляному тоннелю должна именно я?!
— Да потому, что ты самая худая из нас, — мстительно заметила Галка.
И все дружно закивали. Даже Вадим. Он с гордостью приобнял меня за плечи, чмокнул в ушко и прошептал:
— Видишь, как здорово быть стройной!
Но в этот момент я не могла с ним согласиться. В другой раз согласилась бы, а вот сейчас я не видела ничего хорошего в том, что старательно сбрасывала к лету лишние килограммы. Я-то надеялась, что поедем отдыхать куда-нибудь к морю, в приличное место, и там я буду ходить по пляжу туда-сюда вся такая из себя стройная… А теперь что же это получается? Полгода я терпела лишения и сносила невозможные тяготы, отказывая себе в любимых шоколадках и сливочном мороженом только лишь для того, чтобы сейчас ужом извиваться по кротовой норке, набивая рот черноземом?
— А Динка еще худее меня! — в отчаянии выкрикнула я, делая слабые попытки вырваться из крепких объятий любимого, который очень деликатно, но довольно настойчиво препровождал меня за дом к кустам, у которых вылез спасенный Гадованюк.
— И не стыдно тебе, ты же сама мать, — пожурила меня Галка, стаскивая с меня куртку. — Небось Янку бы не послала…
— А чего меня посылать? — раздался из темноты голос Янки. — Я, как пионер, всегда готова!
— Давайте я слажу! — вынырнул следом за двоюродной сестрицей Бориска. — Я маленький, югкий…